"Я вплету в твои сны отражения звезд из серебрянной чаши с водой..."
ПЯТЬ ЛЕТ
"Мир забыл о пророках и поэтах"
Александр Блок «Король на площади»
В театре, как в любви - можно увлекаться и ненавидеть одновременно, можно мечтать и бежать от достижения мечты. В театре - можно, в жизни - нет. Потому что в жизни - художника расстреливают на рассвете, будто воплощая сюжет его собственного произведения. Потому что в жизни тонкую ткань грез раскраивают тупыми ножницами на маленькие салфетки, безвозвратно уничтожая изысканный и прихотливый узор. В жизни нужно смотреть на мир без очков розового, голубого, нежно-зеленого цвета. Иначе их разобьют в драке, и свет, открывшийся глазам, причинит боль сильнее, чем удар по лицу.
продолжениеВ театре можно ждать пять лет. В жизни нужно бежать сейчас же, иначе завтра не будет ни времени, ни желания. Но, придя в театр, можно поверить, что существуют поэты, которые ждут своих возлюбленных пять лет, а рукописи, в отличие от их авторов, нельзя расстрелять на рассвете.
«Легенда времени» - так определил жанр своей пьесы Федерико Гарсиа Лорка. Определение многозначное и словно призрачное, как само время создания драмы - рубеж 20-30-х годов разодранного двумя войнами двадцатого века. Легенда времени, перепутавшего настоящее, прошлое и будущее, и лишь поэт пытается восстановить нарушенную связь. Увы, безуспешно.
В спектакле тема времени вводится сразу и подчеркивается многократно. Желтый свет на пол - песок. Шум дождя - текущая вода. Угадать просто. Сложнее найти образ нашего времени.
Стало уже аксиомой, что время, обращаясь к классике (а драматургия Лорки - бесспорно классика), ищет в ней свое отражение. Результат может быть удачным и не слишком, но в любом случае черты дня сегодняшнего проступят рельефно и ясно. В свете этого спектакль Тереховой удался гораздо больше, чем могут предположить скептики, которых, разумеется, немало, как всегда, когда актриса выступает в роли режиссера.
Все начинается с диалога Вчера (Старик) и Завтра (Юноша-поэт). Старик у Евгения Данчевского совсем не стар внешне, но он произносит свои красивые, почти на грани с красивостью фразы по-театральному приподнято, отстраненно. Для него все в прошлом, а воспоминания давно потеряли былую остроту. Зачем ждать пять лет, когда можно ждать всю жизнь?
Дмитрий Бозин с первых слов подчеркивает особый статус своего персонажа. Он словно не совсем понимает, что происходит вокруг. Слова доносятся до него как бы сквозь туман, и он бросает ответные реплики, не уверенный, услышат их или нет. Диалога не получается, а потому каждый остается в своем времени. Приход Сегодня (Друг) лишний раз обнаруживает непроницаемость границы "прошлое - будущее".
Друг приносит видимость энергии. Он пытается расшевелить Юношу. Не надо ждать пять лет. Иди прямо сейчас и бери, что нужно. Эрик Рохл ведет свою роль просто, почти бытово, на контрасте с нарочитой оторванностью от земли Бозина, показывая призрачность выбора между парением в небесах и метаниями по земле...
Это мир живых. Здесь люди ищут смысл в лабиринтах сломанного времени. А смысл теряется. Точнее не возникает. Но у Лорки, испытавшего влияние и романтизма, и символизма, есть иной мир, мир мертвых.
Последний в спектакле гораздо интереснее и гармоничнее. Здесь дети дружат с кошками... а в мире живых люди не могут даже услышать друг друга. Мягких шагов почти не чувствуется в сумраке ночи. Слова срываются с губ легко, и кажется, что гармония вот-вот будет достигнута. Мальчик (Саша Терехов) и Кошка (Женя Панфилова) удивительно органичны, естественны. Переиграть детей очень трудно, и здесь это концептуально важно. Возвращение в мир живых воспринимается как возвращение в мир взаимоотношений запутанных, проблем, с трудом постижимых, поступков, не объяснимых с точки зрения обычной логики.
В облике спектакля Маргариты Тереховой вполне различимы атрибуты так называемого поэтического театра: легкие занавеси, свечи, изящные высокие стулья из красно-черного металла... Ритм стиха завораживает, увлекает, уносит в холодные дали, заставляя забывать обо всем, в том числе и о происходящем. Проще всего было бы назвать спектакль элитарным, не рассчитанным на широкую публику, заметив при этом, что играется он на знаменитой Сцене под крышей. Однако глобальность обобщений, которые предполагает драматургический материал и к которым стремится режиссер, не позволяет отмести постановку «Когда пройдет пять лет» к разряду событий кулуарных, частных, а потому малосущественных. Напротив, "легенда времени" сегодня актуальна, быть может, как никогда. Ибо сбои в ходе нашего времени очевидны.
Итак, пять лет проходят. Юный поэт, наконец, встречается с Невестой (Ирина Васина) и выясняет, что она меньше всего расположена к браку с ним. Она влюблена в не произносящего ни слова Игрока в регби (Олег Останин). Кульминация сцены - истерика Юноши, которую Дмитрий Бозин подает сильно и искренне. Эта искренность, возможно, несколько неожиданная для его героя, переходит в сцену с манекеном, на котором так и не дождалось своего часа свадебное платье Невесты.
Текст диалога Юноши и Манекена целиком передан первому, что, наверное, затрудняет восприятие, но предлагает интересную задачу актеру. Ведь этот диалог - переломный момент пьесы, когда Юноша, пытаясь разобраться в устройстве мира и в самом себе, впервые понимает, что все совсем не так гармонично. Точнее, от гармонии миро устройства не осталось и следа. Поэтическая ткань текста, может быть, больше, чем в каком-либо другом месте пьесы полна смутных ассоциаций и неясных символов. Здесь герой Бозина говорит в неровном ритме, срываясь, путаясь в туманных образах, словно забывая о своем даре Поэта, сомневаясь в могуществе слова. Неизвестно, что лучше: дар слова или молчание Игрока в регби.
Экзотичная, призрачная атмосфера поэзии Гарсиа Лорки в этой сцене возникает словно ниоткуда. В резковатом свете луны, что катится по ночному небу, невозможно различить лицо юноши. Но слышен его голос, молодой, созданный для звука слов любви. И сквозит в нем неюношеская тоска и безумная надежда на попытку остановить танец луны над долиной.
Тема юности, очень важная для творчества Лорки, исчезает, не успев появится. Только что Юноша выходил босиком (конечно же, поэты ходят босиком... по мокрой от росы траве), и вот уже надел лаковые туфли. Острее всего ощущаемая в юности изначальная связь человека и природы разрушается - все сильнее и сильнее с развитием действия - достигая апогея в сцене игры в карты. Игра заканчивается смертью юного поэта.
Однако третий акт важен не только приобретающим роковое звучание мотивом игры. Третий акт оказывается зеркальным отражением первого, как будущее - прошлого. Юноша, окончательно запутавшись во временах, попадает в труппу бродячих артистов. В отчаянии он восклицает:
- Может быть, вы мне объясните, в конце концов, что тут происходит?!
А действительно: что тут происходит? Смыслы затеяли свою игру, также, не заботясь о понимании ее правил зрителем, как и о самом смысле игры. Стенографистка (Екатерина Редникова) в первом акте влюбленная в юношу, теми же словами описывает его любовь к ней. Появляется Маска (Маргарита Терехова) - нервная, ломкая, словно из пьес Пиранделло. Она соединяет в себе прошлое, настоящее и будущее в их новой, с привкусом сюрреализма комбинации. Все три потеряли свою достоверность, а потому дар поэта видеть сквозь время оказался просто ненужным. Одиночество Маски есть зеркальное отражение одиночества юноши. Одна вспоминает прошлое (и какое!), другой думает о будущем. Но у обоих нет настоящего. Строго говоря, «Когда пройдет пять лет» - драма без настоящего. И то, что Друг (фигура весьма важная для романтизма) - единственный персонаж, претендующий на олицетворение настоящего, не выполняет своей функции друга по отношению к юноше, только подтверждает выше сказанное. Несмотря на множественность сюжетных и смысловых отражений, зеркало в туалетном столике Невесты - без стекла...
Без стекла. Без любви. Отсюда и идет странная нервозность, пронизывающая весь третий акт, то и дело прерываемый ритмами фламенко - не то танец страсти, не то пляска смерти. В финальной, откровенно связанной со светским ритуалом, холодной сцене напряжение чувствуется сразу. Напряжение и... пустота. Чисто служебный обмен карточными ходами.
Смерть.
Бой часов.
- В конце концов, что тут происходит?
Ничего. Все уже произошло. Осталась лишь пустота и вопрос. Главный вопрос, который задает наше время и на который не дает ответа спектакль. Вообще, имеет ли смысл ждать пять лет в мире, который забыл о пророках и поэтах? Имеет ли смысл ждать пять лет...
Маргарита Хемлин в своей короткой, после прогона рецензии написала: "Спектакля нет - пока" (выделено Маргаритой Хемлин). Терехова усложнила себе задачу, взявшись за пьесу о юности с совсем юными выпускниками мастерской П.О. Хомского. А им в спектакле как раз юности и не хватает: чуть более свободной пластики, немного небрежных интонаций, иногда высокомерного взгляда... Словом, того самого "чуть-чуть", которое и отличает странное понятие юность. Да и разве может юноша сыграть юность? Впрочем, этот недостаток со временем (о, время!) исчезает. Многое и в спектакле будет меняться, многое проявится. Подождем.
Подождем, когда пройдет...
Александр Смольяков
ГИТИС, 1994 год.
"Мир забыл о пророках и поэтах"
Александр Блок «Король на площади»
В театре, как в любви - можно увлекаться и ненавидеть одновременно, можно мечтать и бежать от достижения мечты. В театре - можно, в жизни - нет. Потому что в жизни - художника расстреливают на рассвете, будто воплощая сюжет его собственного произведения. Потому что в жизни тонкую ткань грез раскраивают тупыми ножницами на маленькие салфетки, безвозвратно уничтожая изысканный и прихотливый узор. В жизни нужно смотреть на мир без очков розового, голубого, нежно-зеленого цвета. Иначе их разобьют в драке, и свет, открывшийся глазам, причинит боль сильнее, чем удар по лицу.
продолжениеВ театре можно ждать пять лет. В жизни нужно бежать сейчас же, иначе завтра не будет ни времени, ни желания. Но, придя в театр, можно поверить, что существуют поэты, которые ждут своих возлюбленных пять лет, а рукописи, в отличие от их авторов, нельзя расстрелять на рассвете.
«Легенда времени» - так определил жанр своей пьесы Федерико Гарсиа Лорка. Определение многозначное и словно призрачное, как само время создания драмы - рубеж 20-30-х годов разодранного двумя войнами двадцатого века. Легенда времени, перепутавшего настоящее, прошлое и будущее, и лишь поэт пытается восстановить нарушенную связь. Увы, безуспешно.
В спектакле тема времени вводится сразу и подчеркивается многократно. Желтый свет на пол - песок. Шум дождя - текущая вода. Угадать просто. Сложнее найти образ нашего времени.
Стало уже аксиомой, что время, обращаясь к классике (а драматургия Лорки - бесспорно классика), ищет в ней свое отражение. Результат может быть удачным и не слишком, но в любом случае черты дня сегодняшнего проступят рельефно и ясно. В свете этого спектакль Тереховой удался гораздо больше, чем могут предположить скептики, которых, разумеется, немало, как всегда, когда актриса выступает в роли режиссера.
Все начинается с диалога Вчера (Старик) и Завтра (Юноша-поэт). Старик у Евгения Данчевского совсем не стар внешне, но он произносит свои красивые, почти на грани с красивостью фразы по-театральному приподнято, отстраненно. Для него все в прошлом, а воспоминания давно потеряли былую остроту. Зачем ждать пять лет, когда можно ждать всю жизнь?
Дмитрий Бозин с первых слов подчеркивает особый статус своего персонажа. Он словно не совсем понимает, что происходит вокруг. Слова доносятся до него как бы сквозь туман, и он бросает ответные реплики, не уверенный, услышат их или нет. Диалога не получается, а потому каждый остается в своем времени. Приход Сегодня (Друг) лишний раз обнаруживает непроницаемость границы "прошлое - будущее".
Друг приносит видимость энергии. Он пытается расшевелить Юношу. Не надо ждать пять лет. Иди прямо сейчас и бери, что нужно. Эрик Рохл ведет свою роль просто, почти бытово, на контрасте с нарочитой оторванностью от земли Бозина, показывая призрачность выбора между парением в небесах и метаниями по земле...
Это мир живых. Здесь люди ищут смысл в лабиринтах сломанного времени. А смысл теряется. Точнее не возникает. Но у Лорки, испытавшего влияние и романтизма, и символизма, есть иной мир, мир мертвых.
Последний в спектакле гораздо интереснее и гармоничнее. Здесь дети дружат с кошками... а в мире живых люди не могут даже услышать друг друга. Мягких шагов почти не чувствуется в сумраке ночи. Слова срываются с губ легко, и кажется, что гармония вот-вот будет достигнута. Мальчик (Саша Терехов) и Кошка (Женя Панфилова) удивительно органичны, естественны. Переиграть детей очень трудно, и здесь это концептуально важно. Возвращение в мир живых воспринимается как возвращение в мир взаимоотношений запутанных, проблем, с трудом постижимых, поступков, не объяснимых с точки зрения обычной логики.
В облике спектакля Маргариты Тереховой вполне различимы атрибуты так называемого поэтического театра: легкие занавеси, свечи, изящные высокие стулья из красно-черного металла... Ритм стиха завораживает, увлекает, уносит в холодные дали, заставляя забывать обо всем, в том числе и о происходящем. Проще всего было бы назвать спектакль элитарным, не рассчитанным на широкую публику, заметив при этом, что играется он на знаменитой Сцене под крышей. Однако глобальность обобщений, которые предполагает драматургический материал и к которым стремится режиссер, не позволяет отмести постановку «Когда пройдет пять лет» к разряду событий кулуарных, частных, а потому малосущественных. Напротив, "легенда времени" сегодня актуальна, быть может, как никогда. Ибо сбои в ходе нашего времени очевидны.
Итак, пять лет проходят. Юный поэт, наконец, встречается с Невестой (Ирина Васина) и выясняет, что она меньше всего расположена к браку с ним. Она влюблена в не произносящего ни слова Игрока в регби (Олег Останин). Кульминация сцены - истерика Юноши, которую Дмитрий Бозин подает сильно и искренне. Эта искренность, возможно, несколько неожиданная для его героя, переходит в сцену с манекеном, на котором так и не дождалось своего часа свадебное платье Невесты.
Текст диалога Юноши и Манекена целиком передан первому, что, наверное, затрудняет восприятие, но предлагает интересную задачу актеру. Ведь этот диалог - переломный момент пьесы, когда Юноша, пытаясь разобраться в устройстве мира и в самом себе, впервые понимает, что все совсем не так гармонично. Точнее, от гармонии миро устройства не осталось и следа. Поэтическая ткань текста, может быть, больше, чем в каком-либо другом месте пьесы полна смутных ассоциаций и неясных символов. Здесь герой Бозина говорит в неровном ритме, срываясь, путаясь в туманных образах, словно забывая о своем даре Поэта, сомневаясь в могуществе слова. Неизвестно, что лучше: дар слова или молчание Игрока в регби.
Экзотичная, призрачная атмосфера поэзии Гарсиа Лорки в этой сцене возникает словно ниоткуда. В резковатом свете луны, что катится по ночному небу, невозможно различить лицо юноши. Но слышен его голос, молодой, созданный для звука слов любви. И сквозит в нем неюношеская тоска и безумная надежда на попытку остановить танец луны над долиной.
Тема юности, очень важная для творчества Лорки, исчезает, не успев появится. Только что Юноша выходил босиком (конечно же, поэты ходят босиком... по мокрой от росы траве), и вот уже надел лаковые туфли. Острее всего ощущаемая в юности изначальная связь человека и природы разрушается - все сильнее и сильнее с развитием действия - достигая апогея в сцене игры в карты. Игра заканчивается смертью юного поэта.
Однако третий акт важен не только приобретающим роковое звучание мотивом игры. Третий акт оказывается зеркальным отражением первого, как будущее - прошлого. Юноша, окончательно запутавшись во временах, попадает в труппу бродячих артистов. В отчаянии он восклицает:
- Может быть, вы мне объясните, в конце концов, что тут происходит?!
А действительно: что тут происходит? Смыслы затеяли свою игру, также, не заботясь о понимании ее правил зрителем, как и о самом смысле игры. Стенографистка (Екатерина Редникова) в первом акте влюбленная в юношу, теми же словами описывает его любовь к ней. Появляется Маска (Маргарита Терехова) - нервная, ломкая, словно из пьес Пиранделло. Она соединяет в себе прошлое, настоящее и будущее в их новой, с привкусом сюрреализма комбинации. Все три потеряли свою достоверность, а потому дар поэта видеть сквозь время оказался просто ненужным. Одиночество Маски есть зеркальное отражение одиночества юноши. Одна вспоминает прошлое (и какое!), другой думает о будущем. Но у обоих нет настоящего. Строго говоря, «Когда пройдет пять лет» - драма без настоящего. И то, что Друг (фигура весьма важная для романтизма) - единственный персонаж, претендующий на олицетворение настоящего, не выполняет своей функции друга по отношению к юноше, только подтверждает выше сказанное. Несмотря на множественность сюжетных и смысловых отражений, зеркало в туалетном столике Невесты - без стекла...
Без стекла. Без любви. Отсюда и идет странная нервозность, пронизывающая весь третий акт, то и дело прерываемый ритмами фламенко - не то танец страсти, не то пляска смерти. В финальной, откровенно связанной со светским ритуалом, холодной сцене напряжение чувствуется сразу. Напряжение и... пустота. Чисто служебный обмен карточными ходами.
Смерть.
Бой часов.
- В конце концов, что тут происходит?
Ничего. Все уже произошло. Осталась лишь пустота и вопрос. Главный вопрос, который задает наше время и на который не дает ответа спектакль. Вообще, имеет ли смысл ждать пять лет в мире, который забыл о пророках и поэтах? Имеет ли смысл ждать пять лет...
Маргарита Хемлин в своей короткой, после прогона рецензии написала: "Спектакля нет - пока" (выделено Маргаритой Хемлин). Терехова усложнила себе задачу, взявшись за пьесу о юности с совсем юными выпускниками мастерской П.О. Хомского. А им в спектакле как раз юности и не хватает: чуть более свободной пластики, немного небрежных интонаций, иногда высокомерного взгляда... Словом, того самого "чуть-чуть", которое и отличает странное понятие юность. Да и разве может юноша сыграть юность? Впрочем, этот недостаток со временем (о, время!) исчезает. Многое и в спектакле будет меняться, многое проявится. Подождем.
Подождем, когда пройдет...
Александр Смольяков
ГИТИС, 1994 год.
@темы: Пресса
но хорошо, что хотя бы пресса есть!