"Я вплету в твои сны отражения звезд из серебрянной чаши с водой..."
Эфир "Эхо Москвы"
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Маргарита Терехова - актриса.
Эфир ведет Ксения Ларина. В передаче участвует обозреватель Вита Рамм.
Тема передачи - Ян Фрид [и не только - примеч. хозяйки сообщества]
читать дальшеК. ЛАРИНА: Ну что, начинается наша программа "25 кадр", которая посвящена кинематографу, преимущественно российскому. И сегодня не исключение, я приветствую в студии "Эха Москвы" свою коллегу Виту Рамм. Вита, здравствуй еще раз.
В. РАММ: Добрый день.
К. ЛАРИНА: У нас сегодня замечательная гостья.
В. РАММ: Трепещу!
К. ЛАРИНА: Замечательна актриса Маргарита Борисовна Терехова. Здравствуйте, Маргарита Борисовна!
М. ТЕРЕХОВА: Здравствуйте!
К. ЛАРИНА: И будем мы сегодня говорить о человеке, который не так давно ушел из жизни. Буквально недели полторы назад пришло сообщение. Это Ян Фрид.
В. РАММ: И я думаю, потому, что не было здесь официального прощания, он умер в Германии, мне кажется, что человек заслужил. По крайней мере, столько фильмов, столько радости. Как праздник, так обязательно повторяют какой-нибудь фильм из биографии. Я чуть-чуть напомню, коротко:
"Ян Борисович Фрид, настоящее имя Яков Фридланд. Родился в Красноярске 31 мая 1908 года. В 32 году он окончил режиссерский факультет Ленинградского театрального института, а в 38 – киноакадемию при ВГИКЕ, где его наставником был Сергей Эйзенштейн. В 38 года режиссер начал работать на киностудии "Ленфильм", где дебютировал короткометражным фильмом по рассказу Чехова "Хирургия". В 55-м экранизировал "Двенадцатую ночь" с блистательным актерским составом. В историю советского кино Ян Фрид навсегда вошел как замечательный режиссер музыкального кино. Напомню лишь некоторые: "Прощание с Петербургом", "Собака на сене", "Летучая мышь", "Сильва", "Благочестивая Марта", "Дон Сезар де Базан" и так далее, и так далее. Ян Фрид много лет преподавал в ЛГИТМИКе и в Ленинградской консерватории".
(музыка)
К. ЛАРИНА: Я сразу вспоминаю:
"Я уезжаю в дальний путь,
Но сердце с Вами остается.
Какой приказ ему найдется
В последний раз?
- Как ноет грудь!.."
М. ТЕРЕХОВА: Это мы от Миши услышим еще! (смеются) Вы что-то прям растаяли все. Но на самом деле действительно. Как говорится, о мертвых, об ушедших или только хорошо, или ничего, да? Поэтому второй фильм, "Благочестивая Марта" – в два раза ниже планка. И как раз тогда-то плакала монтажер. Действительно плакала, я правду говорю. Ленфильм, его постоянный монтажер, такая немолодая уже была. И она плакала и говорила: "у меня материал в "Благочестивой.." на фильм лучше, чем "Собака на сене". Но он настаивал на том, чтобы были его дубли. Тут, как говорится, уже не поправишь ничего, все равно фильм "Благочестивая Марта" тоже хорош, но "Собака на сене" – это было чудо. Это правда.
К. ЛАРИНА: Но вот почему так получилось? Никто же ожидал, что это будет чудо? Его же растащили на цитаты
М. ТЕРЕХОВА: Никто, конечно. И слава Богу! Если кто-то ожидает, что будет чудо, его никогда не будет. Кино (мы же снимали на пленке), - это чудо само по себе. Если оно происходит, это происходит только потом, когда оно выходит на зрителей. И вообще профессионалы никогда не могут судить, особенно сами создающие. А здесь случилось настоящее чудо. Потому что мы просто спасались, честно говоря, с Мишей вместе, схватив книжку Лопе де Вега в руки. А мама Авербаха была потомственная княгиня, и к ней мы ходили учиться.
В.РАММ: Хорошим манерам.
М. ТЕРЕХОВА: Ну что вы! О чем вы говорите! Нет, нет. Мы там проверяли на ней, на аристократке какие-то вещи. Просто говорили человеческим языком и т.д. но это мы спасались, потому что когда мы первый материал увидели, Миша не мог встать с кресла. Хорошо, что его нет, он бы тут обязательно что-нибудь еще надумал и придумал много. Но это правда: ему, по-моему, валидол даже искали.
К. ЛАРИНА: А что, было так плохо?
М. ТЕРЕХОВА: А он до этого разбойников каких-то, волков играл. И первая это была любовная роль. Он, кстати, должен был играть то, что Караченцов – жениха смешного. Но какой он там замечательный, да? А на самом деле было очень плохо. Я не помню даже, но плохо стало всем. И тут Ян Борисович смирился. И наши предложения до того уже стали приниматься, что мы даже выстроили мизансцену целой самой решающей сцены, когда она читает и потом объясняются они.
К. ЛАРИНА: Вы открываете для нас такие вещи, потому что там поразительно виртуозно выстроены парные сцены.
М. ТЕРЕХОВА: Я вам больше скажу. Нас спасла Ливадия, царский дворец, этот воздух. Потому что "Благочестивая Марта" практически вся в павильоне. Такие вещи все равно спасаются воздухом настоящим. Настоящей жизнью, которая вокруг. И когда в нас заговорили сами мы, наши личности – то оно все и сложилось. Только с болью, с какими-то действительными эмоциями можно это сделать. Но это было чудо, мы не подозревали. Мало того, от этой борьбы я даже там заболела. И вывалилась, пришлось мне даже полежать в больнице. Потому что я еще параллельно ездила на выпуск "Царской охоты", на премьеру. В общем, мы не выдержали этой борьбы. Весна, холодно в Ялте, и вот я простудилась страшно. Даже такими страданиями… И он ждал, потому что уже основной материал был снят и нельзя было заменить актрису, на мое счастье. В конечном итоге вот пожалуйста: до сих пор смотрится и ничего не коробит глаза, все как-то слилось. Я говорю: кино – это чудо. Все сошлось, ничего не замечаешь плохого…
К. ЛАРИНА: Там музыка замечательная! Звуковой ряд и, кстати, Маргарита Борисовна, когда мы говорим об этих парных сценах – я даже помню звук журчащей воды из этого фонтанчика – даже он имел значение.
М. ТЕРЕХОВА: Это-то просто. Это святое – сделать настоящие шумы. Он и сам журчал, его даже озвучивать не надо было потом. Просто переозвучить надо было. Это ясно. И все сошлось. Дай Бог нам всем, кто осмеливается кино снимать.
В. РАММ: А когда показывают "Собаку на Сене", включаете телевизор?
М. ТЕРЕХОВА: Я никогда не знаю… Если случайно – а как же!
В. РАММ: Смотрите?
М. ТЕРЕХОВА: С большим удовольствием! И улыбаюсь, и смеюсь. Очень приятно.
К. ЛАРИНА: Для Вашей дальнейшей карьеры, для Вашей судьбы творческой после этого фильма - эта роль имела значение?
М. ТЕРЕХОВА: Никакого значения не имела совершенно.
К. ЛАРИНА: Да что Вы?
М. ТЕРЕХОВА: Я уже была состоявшаяся Маргарита Борисовна Терехова. И уже "Зеркало" было снято – главный фильм моей жизни.
К. ЛАРИНА: А костюмные роли до этого были?
М. ТЕРЕХОВА: Конечно. Я и в театре очень много костюмных ролей играла. Нет, это ничего не было проблемой. Но самое удивительное, что и для Миши ничего не было проблемой. Потому что он был сам собой. И на ходу какие-то вещи придумывались. Это и было самое лучшее.
В. РАММ: Ян Фрид давал вам свободу импровизации?
М. ТЕРЕХОВА: О да. Давал нам свободу. Он пытался… У нас было очень смешно, я тысячу раз это рассказывала, но если хотите. Новое поколение подросло. Они если увидят первый раз "Собаку на сене". Если в сотый раз – они взвоют, потому что не надо им смотреть в сотый раз. А вот если молодые увидят и снова оценят – тогда хорошо. Потому что сцена пощечины сакраментальная… Ян Борисович, бедненький, он был всегда такой изысканный, элегантно одетый, в сиреневом костюме. Мне было его так жалко! Но если бы я ему лично начала говорить свои предложения, он бы просто повернулся и ушел. Это можно было решить только на площадке. И он мне сказал, что не надо бить его по-настоящему по лицу. А я, уже слегка опешив, уже меня затрясло, и я ему говорю: "А как тогда надо его бить?" И бедный Ян Борисович мне даже показал: ну так, знаете, легко, говорит, почти не касаясь. На мое великое счастье этот итальянский дворик, и всегда у нас было очень много зрителей во время съемок. Всякие разные босые смешные люди, которые окружали нашу…
В. РАММ: Отдыхающие?
М. ТЕРЕХОВА: Не только, там были и иностранцы, и очень много людей интересных. И мне пришлось кричать им: "Товарищи! Если мы играем про любовь, я должна бить его по-настоящему?" "Должна-а!" - все с восторгом. Ну, мы очень часто любим окружение спросить о чем-нибудь. Я говорю: "Ну Ян Борисович, ну покажите, как Вы себе это представляете?" И Миша должен был отступать, прикрываясь еще и плащом. Это было что-то невероятное.
К. ЛАРИНА: А Вы веером, по-моему, его?
М. ТЕРЕХОВА: Да нет, каким веером! Настоящей рукой, да еще как избила! Но дело не в этом, дело в том, что иначе никак невозможно было. Тогда просто дальше этой сцены ничего бы не пошло. Она сорвалась. Все это потом заметили. Уже пошел почти трагический вариант, если бы Лопе де Вега не написал любовную комедию. Настоящую, со всякими счастливыми окончаниями и так далее. На самом деле, когда я Мишу била, потом выяснилось, что это вообще первый раз было в его жизни. Потому что у него такой характер, что он сразу бы дал сдачи. Он, правда, не успел бы… А тут он сдерживался, и это тоже очень хорошо было видно на его лице. И вот после этого, почти со слезами на глазах... Действительно, он мне признался потом, что это первый раз его били по лицу
В. РАММ: Вообще в жизни или в кино?
М. ТЕРЕХОВА: Вообще его били по лицу первый раз.
К. ЛАРИНА: Тем более женщина.
М. ТЕРЕХОВА: Да там неважно, не будем выяснять. Когда с ним будете разговаривать, он вам все другое расскажет. Ох, они любят фантазировать! А вам говорю, как есть на самом деле. Потому что это запомнить – было святое для меня. И спасительное.
К. ЛАРИНА: На каком фоне вообще все это происходило? Потому что я знаю, что актер, когда смотрит кино, которое было много лет назад снято, он всегда вспоминает о том, что было в его жизни в этот период.
М. ТЕРЕХОВА: Нет, ничего никогда, все не вспоминает. Я не знаю, откуда вы это взяли. Ничего мы не вспоминаем, мы просто смотрим, хорошо это или плохо. И со временем не стало ли хуже. А это был какой-то счастливый момент какого-то совпадения и появления чуда. Вот это вот правда. А на самом деле мы просто трудились. Изо всех сил. А молодость и красота спасали нас естественным образом. Потому что на воздухе всегда расцветаешь. Вот в павильоне тебя можно испортить. Смотря как на тебя свет поставят, любят тебя или не любят. Но там тоже есть кадрики еще некоторые… Но сейчас ничего. Как в настоящем чуде, все сошлось. Но главное, я должна признать, конечно – это смирение и терпение Яна Борисовича. Потому что если бы не это… Потом же вот он не смирился и сам себе навредил. Хотя все равно тот фильм – он же не страшный, не ужасный.
К. ЛАРИНА: "Благочестивая Марта"?
М. ТЕРЕХОВА: "Благочестивая Марта", да. Он же все равно хороший. Но он такой, знаете, чуть-чуть театральный. А здесь воздух, и это вот главное. И еще вы совершенно правы, что он действительно снимал веселые картины. А потом совсем камень отпал от сердца, и мне стало совсем легко. С Кларой Лучко редко мы встречаемся, но как-то я ее спросила. Я вообще советовалась. Я даже Раневской позвонила – можете себе представить? Я говорила "ничего не получается". У нас первый материал был ужасающий. А она мне знаете что сказала? Она мне сказала, мол, делайте все из первых уст. Такие великие люди, они хоть чуть-чуть скажут что-нибудь, и уже все, на самом деле, в порядке. Клара мне сказала: "Ой, да что Вы, Маргарита!" "Двенадцатую ночь" помните? Красавцы и красавицы, лучшие красавцы и красавицы. В мире, наверное, не было таких красивых людей. Ларионова, она же, Клара, какая? Нисколько нас не смущает, что она и мужчина, и женщина. И вообще все так весело и легко. А она говорит: "Мы говорили – Янек, посиди, мы сделаем все сами!" Вот, оказывается, это было нормально и ничего мы не сделали…
В. РАММ: А может быть, это был, наоборот, режиссерский метод, который только любовью раскрывал…
М. ТЕРЕХОВА: Как хотите гадайте, уже не спросишь. Царствие ему небесное.
К. ЛАРИНА: То есть получается, что как режиссер он мало чего делал?
М. ТЕРЕХОВА: Да о чем вы говорите! Он сделал столько фильмов, что я понятия не имею! Он, наверное, много делал очень!
В. РАММ: Имеется в виду, на площадке, с актерами.
М. ТЕРЕХОВА: Как, здрасьте, а все остальное кто делал? Это только мы свои линию выстроили. Но зато он набрал таких художников, которые сделали нам потрясающие костюмы. Остроумова Татьяна… Острогорская, прошу прощения, с Ольгой перепутала. Прости, Ольга! Делала костюмы. Кружево так умели они накрахмалить. "Ленфильм" – это же великое место, где из ничего могут сделать все. И вот эти роскошные костюмы вообще-то не стоили таких гигантских денег, как это выглядит.
К. ЛАРИНА: А почему вы не пели сами, Маргарита Борисовна?
М. ТЕРЕХОВА: Опять начинается 25… Да у меня нет вокала такого, зачем он мне сдался?
К. ЛАРИНА: Вообще никогда не пели?
М. ТЕРЕХОВА: Почему? Я пою всю жизнь.
К. ЛАРИНА: Ну вот видите!
М. ТЕРЕХОВА: Хотите, чтоб я спела?
К. ЛАРИНА: Этот вопрос, он обсуждался или не обсуждался?
М. ТЕРЕХОВА: Нет, а зачем? Ну что вы, никто меня не спрашивал. Не-не-не, там были настоящие вокализы, которые и были всегда. Или народное, уже глубинное пение, какое-нибудь cante hondo, это же Италия, Испания, все это рядом. Кстати, я делала это уже в своей режиссерской работе по Лорке – это уже совсем другое, у меня шла музыка настоящая, вся натуральная. В то же время была невероятная, другая музыка. А была вот такая. Он сам весь такой, Ян Борисович, во всем своем творчестве – такой легкий весь, воздушный.
В. РАММ: А вы дружили с Яном Борисовичем вне съемок?
М. ТЕРЕХОВА: Нет-нет, что вы! Это было исключено. И я ни в коем случае…
В. РАММ: Нет, во время съемок, но вне съемок.
М. ТЕРЕХОВА: Но я вам говорю, что ж вы не слышите? Нет, это было невозможно. Это все-таки был конфликт. Настоящий, но он его выдержал. И я, все-таки… Я заболела, но все-таки тоже выдержала с Божьей помощью. Мы ж не знали, за что бились. Только когда уже в окончательном варианте стало все видно и понятно – я думаю, и он тоже был очень рад. А пока шла битва – кто же знал, что будет?
В. РАММ: А потом, когда закончился фильм?
М. ТЕРЕХОВА: Как вы дотошны!
В. РАММ: Но все равно, он вас во второй пригласил – значит, что-то его задело.
М. ТЕРЕХОВА: Он хотел, видимо, сделать опять, чтобы получилось что-то хорошо. И сделал ошибку! Если б он опять нам дал такую же волю и свободу! Виторган очень хорошо там играет. Виторган никогда не играл такие роли. На меня я не знаю сколько народу оскорбились и обиделись, сколько народу пробовались, все хотели сниматься… И еще "Собака…" Что вы! До сих пор многие помнят. А Виторган был изумителен и идеален тогда. Это бы такой именно Виторган, который там этого студента… вы знаете, они иногда до ста лет все студентами были. Но он был молодой и очень подходящий.
К. ЛАРИНА: А вы с ним еще вместе работали?
М. ТЕРЕХОВА: Мы делали у Виктюка телевизионный спектакль. Его, по-моему, вообще стерли. Под этим названием вообще другое что-то выпустили. Я поражаюсь таким вещам.
В. РАММ: То есть телевидение не сохранило.
К. ЛАРИНА: "Цезарь и Клеопатра"
М. ТЕРЕХОВА: Виктюк для телевидения для меня лично или для кого-то, кто имел счастье в этих телевизионных работах Виктюка… Он делал шедевры, на мой взгляд. Я почти уверена, что не сохранилось. Так же точно "Девочка, где ты живешь?" Я разыскала в архивах, в эти времена, 90-е годы, ничего нигде не найдешь. Я разыскала, села. Думаю "Боже!" – и там шел какой-то музейный материал.
В. РАММ: Это преступление.
М. ТЕРЕХОВА: Это преступления самые настоящие. Некоторые – совершенно сознательные, и я в этом совершенно уверена. Потому что завистников все равно гораздо больше, чем творцов.
К. ЛАРИНА: Это "Цезарь и Клеопатра", да? Виторган и вы у Виктюка?
М. ТЕРЕХОВА: В том-то и дело, очень небольшой объем. "Цезарь и Клеопатра", "Укрощение строптивой", потом "Ричард III". И не уверена, что это все. Может быть, еще что-то.
К. ЛАРИНА: Потому что я помню, нам в институте говорили: "Если Вы хотите понять, как играть любовь, посмотрите на этот дуэт"
М. ТЕРЕХОВА: А Виторган! Ко мне подходил Роман Григорьевич, Рома, я для него Рита, это ясно. И он подходил, в сторону меня отводил: "Ты посмотри, что с ним творится!" Потому что мы репетировали в театре Моссовета, в котором я родилась как студентка. И до сих пор мы отрепетировали всю мою "Чайку". Вот Валя Панфилов стал директором, наконец. А тогда мы репетировали в большом репетиционном… Виктюк тоже много хорошего там сделал, в этом театре. И нам этот большой зал в определенное время… И бедный Виторган, Эмма мы его называли, он так задыхался от переполнения чувств, что он в окно, чтоб отдышаться. И Виктюк мне говорил "Смотри, смотри, что с ним творится!" И этот Отелло… Вот что я забыла! "Отелло" же он делал. Потрясающе! По-моему, это стерто. Может, я ошибаюсь, но "Девочка, где ты живешь?" точно стерта.
К. ЛАРИНА: Я напомню, что у нас в гостях Маргарита Терехова. Мы должны воспользоваться возможностью, что Маргарита Борисовна согласилась к нам прийти на передачу, это большая удача Виты Рамм.
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо (ведущие аплодируют). Перестаньте! Не пугайте людей.
К. ЛАРИНА: Поэтому мы должны во второй части нашей программы немножко расширить диапазон нашей передачи и поговорить о том, что сегодня происходит в жизни Маргариты Борисовны. Вот она уже упомянула название "Чайка". Для тех, кто не понял – это фильм, который делает наша гостья. Вы закончили уже, нет?
М. ТЕРЕХОВА: Мы закончили уже, практически, съемки, начав их осенью 2002 года. Нам только дали деньги. Наше бывшее "Госкино", я надеюсь, оно и будет "Госкино" потом снова. Короче говоря, это то же помещение, и нам дали государственные деньги первого сентября. В начале октября мы снимали с финальной части "Чайку". Там два года проходит, поменьше. Это я так и хотела. Но так оно и само пошло. И с тех пор, я думаю, эта помощь шла все-таки. Кроме Валентины Ивановны Матвиенко, дай Бог ей здоровья, кроме Никиты Сергеевича Михалкова, Никиты, друга юности, которые нас мощно поддержали, еще поддержали нас спонсоры, "Мирра-М", дай Бог им здоровья. И действительно, какие-то деньги просто так вот сошлись, чтобы нам хватило. Но потом начались всякие невзгоды. Но летом мы тоже снимали уже первую часть. Все успели, осталось только чуть-чуть.
К. ЛАРИНА: Об этом поговорим, об этой пьесе, об этой работе Маргариты Борисовны
В. РАММ: И вообще, "Чаек" много сейчас…
К. ЛАРИНА: Поговорим после новостей
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА: 14 часов 35 минут. Продолжаем программу "25 кадр". Напомню, что сегодня у нас в гостях здесь, в студии, Маргарита Терехова. И сейчас, пока шли новости и реклама, наш главный редактор… Это случилось впервые в истории "Эха Москвы"…
В. РАММ: По крайней мере, впервые в "25 кадре".
К. ЛАРИНА: Обычно как? На прием, на день рождения. По делу, что называется. А тут без всякого повода просто зашел главный редактор с огромным букетом цветов и вручил эти цветы нашей гостье.
М. ТЕРЕХОВА: Могу поделиться.
К. ЛАРИНА: Маргарита Борисовна, это знаковое событие!
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо, спасибо, спасибо.
В. РАММ: Ну, а как иначе выразить любовь?
М. ТЕРЕХОВА: Вообще спасибо "Эху Москвы". Это вообще святое всегда будет для Москвы.
К. ЛАРИНА: Я напоминаю, что у нас телефон есть 203-19-22, и мы через некоторое время будем принимать ваши вопросы. Не ограничиваем вас в выборе тем, все что угодно. Маргарита Борисовна ответит на любые ваши вопросы, поскольку жизнь большая, долгая. Сколько всего еще будет… Но я хотела бы вернуться к "Чайке", чтобы вы несколько слов сказали нам, почему вы так прикипели к этой вещи.
М. ТЕРЕХОВА: Скажу. Дело в том, что начала с мечты о "Вишневом саде". По моей заявке девочка… Буду краткой, да? Девочка по имени Алла, если я не путаю. Я не знала, что она по моей заявке. Она меня не спросила. Со мной были ВГИКовцы окончившие – Ульяна Савельева и Яблочников Григорий - оператор, который сейчас снимал мою "Чайку". Все-таки со мной. А в начале 90-х мы бродили, даже уже сады выбирали. Но по зрелом размышлении потом… Кстати, ту дипломную ее работу по моей заявке (абсолютно в точности по моей, говорят, она сделала, я ее не видела) – ее очень хвалили. Она ездила по фестивалям тогда. Это тоже мне было приятно, потому что, значит, толковое все. Я так и думала, что толковое, но кроме меня-то мало кто это знал. Так вот, дело в том, что потом я поняла: нечего начинать с "Вишневого сада". "Вишневый сад" - это приговор. А "Чайка" - это немыслимое даже для Антона Чехова… Про него англичане, не весь, мир, но англичане говорят: "только Шекспир и Чехов". Дорогого стоит.
В. РАММ: В Америке тоже согласны.
М. ТЕРЕХОВА: Это единственная пьеса, действительно насыщенная такими чувствами! Потому что у меня своя версия про то, что он был влюблен. Это не лично моя версия, очень многие со мной согласны, но чеховедки и –веды…
К. ЛАРИНА: Самые страшные люди!
М. ТЕРЕХОВА: …которые обычно влюблены в свой персонаж, они с опаской к этому… Но это правда, это даже не обсуждается. Письма такие подробные. Не было телефонов особенно тогда. Было, но не очень ими пользовались. Они так всегда откровенны, а особенно Антон Павлович, в своих письмах. И когда он берег именно это, чтоб никто этого не понял – и тоже все равно все можно. Просчитала прокурорша, не кто-нибудь… у меня книжечка есть маленькая, тоненькая, вот такой человек, судебных разбирательств – она прямо свела все. И это остается ясно, как белый день. Мало того. Я же хочу пьесу сделать, поставить ее в театре Моссовета, уже мы начинали и половину сделали.
К. ЛАРИНА: "Чайку"?
М. ТЕРЕХОВА: Не "Чайку", не "Чайку", перестаньте! В театре нельзя ее ставить! Это абсолютно живое дело. Он написал ее в 95, в 96 уже была премьера, страшный срыв в Александринке, когда Боборыкин – вы помните эту фамилию, вы должны ее знать – он сказал: "За 50 лет, сколько я бывал в театрах и вообще моей сценической деятельности – такого я не видел и не слышал". Вы можете себе представить, какое зло обрушилось на него? Потому что он сам выскочил, до конца не досмотрел. И бродил по тогдашнему, не сегодняшнему светлому Петербургу, который иногда теплее, чем Москва. Вы вспомните Достоевского – какой был тогдашний Петербург. А эта ночь, а он бродил до первой электрички, уехать. Ну, пригородный поезд.
К. ЛАРИНА: То есть вы считаете, что Чехов написал пьесу, которую нельзя ставить в театре?
М. ТЕРЕХОВА: Дело в том, что эта пьеса для кино. Это совершенно очевидно. Там он вначале пишет: "озера совсем не видно".
К. ЛАРИНА: Тогда он гений.
М. ТЕРЕХОВА: Он гений. Он не только гений. Как говорили умные люди, в России просто гениев и не было. Это обязательно проникнутый всей Россией, и через себя пропустивший практически все страдания. Про другого гения испанской земли тоже свидетельствую: это Федерико Гарсия Лорка. Все трагедии вот этого века, он даже назвал в этой пьесе… Ровно через 5 лет его убили, ровно в этот день, когда он написал. Все трагедии он пропустил через себя. Как человек. Вот это и есть гений этой нации, этой страны, за нее отдавший жизнь. А Антон – у него вообще не найдешь одинаковых рассказов, это что-то особенное. А здесь еще влюблен. А для него для самого было невероятно. Он же чахоткой заболел в подростковом возрасте, он же отстранялся. Его безумно любили, падали все. Что только с бабами не творилось, но он был очень отстранен. А все остальное в письмах можно прочесть. Кто хочет, открывайте. Сейчас нету там точечек, где нельзя говорить.
К. ЛАРИНА: А "Чайка" же у нас была. Кто ее ставил в кино?
М. ТЕРЕХОВА: Ой, кто ее только не ставил, только не говорите мне ничего. Вот это – к другим, я вас умоляю.
К. ЛАРИНА: Все, молчим
М. ТЕРЕХОВА: А здесь у меня была версия. Я хотела через Треплева… Потому что в театре вообще нельзя ничего доказать. Кстати, про Треплева. Он приходит и уходит, что там докажешь? Что это все стало его родным, и что этот облом был не просто облом. Я вам больше скажу, и вы потом "Чайку" перечтете и поверите. Если бы она не сорвала… а она не хотела срывать, в этом вся суть. А она просто в своем ключе, она и сразу начала: "Мой сын, когда ж начало?", "ты очень", бы-бы-бы… и все, удовлетворена. Началось это с нее. Она взяла и из "Гамлета" с ним перекликнулась. А мальчик, чтобы устоять… Мамку все боятся! Я у восточных мудрецов вычитала и знаю это точно: отношение детей к родителям мистическое. Что такое мистическое? Непознаваемое. Это родители должны их жалеть, а не дети родителей. Это мы непознаваемы для них, это мы для них страшны. Послушайте дальше и потом поверите. Если бы она не сорвала – нечаянно! Вот не среагировал бы он, если кто-нибудь другой сказал – вот Машка. Да он бы даже не услышал! Но он среагировал, бедняга. Тем более там мистика уже нагнеталась. Он же нарочно сделал такие фантасмагории и в конце придумал шутку. Вопрос на засыпку – это потом, после передачи. Какая шутка в конце готовилась? У нас есть ответ, но мы не будем. Это потом. Короче, он хотел сделать шутку, а начинал специально в стиле того времени – декадансов всех этих, все мировые силы борются… он хотел шутки. Но. Мать начала шутить сама. Как всегда. Раньше времени. Ну помолчи! Артистка! Вот почему я ненавидела всю жизнь эту роль. И мне пришлось ее играть. Но это тоже другая история – почему и как. Короче говоря, она просто делает невиннейшие… Это доктор, как будто бы в пандан. Все же рядом сидят, почему нет? Но он срывает спектакль, несчастный. А у Нинки всего полчаса. Это максимум. Она прискакала взмыленная, когда родитель ушел. Они ее держат в черном теле страшно.
К. ЛАРИНА: И никуда не пускали.
М. ТЕРЕХОВА: Потом, в конце, через два года, они сторожей выставили, чтобы ее не пускать. Такое можно себе представить? Как будто разбойница какая-то, преступница. Договорю, потом вопросы.
К. ЛАРИНА: Если бы не сорвала спектакль…
М. ТЕРЕХОВА: Правильная догадка! Осталось время, и Нинка познакомилась с Тригориным. А иначе бы она в жизни… она, во-первых, и постеснялась бы, во-вторых, она опрометью умчалась бы, чтобы успеть. Если бы до конца доиграла. Она же с самого начала говорит: "Пожалуйста, не задерживайте, я еле вырвалась". Вся колотится и трясется. "Да-да-да, - говорит он, - давайте начинать, всех зовем". Вот, во-первых, что случилось. Я считаю, это как древнегреческая трагедия. Но есть Господь Бог. Есть Христос и Спаситель пострадавший. Можно все отмолить, можно во всем покаяться. Но пьеса, любой выход на людей с чем-нибудь, что ты хочешь им сказать – ты это потом не изменишь. Вы представляете, какая ответственность искусства перед человечеством? Любое существо, выходящее… Особенно кино, если его будут смотреть. Ты отвечаешь полностью за все, что ты там делаешь. Не знаю, почему это не осознают некоторые, но это факт абсолютный. Здесь не покаешься, ничего не вернешь обратно. Вот про эту необратимость древнегреческую говорил Антон. И мало того: он настолько великий гений, что у него ничего нет навязчивого. Мальчик не страдает все время, мальчик через полгода уже печатается. Приезжает через два года Тригорин и говорит: "Вы вообще как Железная Маска. Вами все интересуются, думают почему-то, что вы немолоды". Вы посмотрите, какой успех! Он просто отослал свои вещи. Значит, действительно талантлив. Значит, мать опять же не права. Но мало ли что бывает, мало ли что сказала… Но Нинка!…
К. ЛАРИНА: А как же "бледное лицо, обрамленное волосами"?
М. ТЕРЕХОВА: Он сам себя ругает. Мало ли кто чего понаписал, потом почиркал? И Антон такой же. Он до последнего времени корректировал, до самого выхода вещи.
К. ЛАРИНА: Но согласитесь, что "горлышко разбитой бутылки" – это талантливее.
М. ТЕРЕХОВА: Это Треплев говорит, голубка. Вы просто цитируете Треплева. Это опять подтверждает, что, может быть, он не просто талантлив, а гений. Что же они начали так дергаться на этой пьесе? Переживали. Дорн сказал, что там что-то есть. Какие-то 10 минут он видел. Два слова договорю. Что случилось потом? Материна жадность. Ее брат, дядя, очень любил Треплева. И этим чистым сердцем, искренним, он говорит: ну дай ему денег, он уедет за границу. И правда. Это было с Антоном, и это спасло Гоголя. В свое, конечно, время. Потом не спасло, к сожалению. Достоевский все почти… Заграница тогдашняя, и рубль наш золотой очень ценились. И он бы оторвался от все. Нинка хотя бы не бомбардировала его непрерывно своими письмами. Хотя и туда, конечно, все писали. Но все-таки был шанс бы. А так он стал ее рабом, потому что у нее никого больше не было, и она все время его атаковала своими страданиями.
К. ЛАРИНА: Маргарита Борисовна, давайте остановимся все-таки. Вы рассказали замечательную историю. Я хочу просто объяснить нашим слушателям, что речь шла о пьесе "Чайка". Поскольку человек давно с этим живет, практически всю жизнь, то "Нинка", "Машка"… Как историю своей жизни.
В. РАММ: Маргарита Борисовна, а вы снимали исходя из костюмов, антуража того времени?
М. ТЕРЕХОВА: Ну вы представьте себе, что у всех мнение по модным журналам. Какое "то время"? Как хотели, так и одевались. Только длинные юбки предпочитали, красиво одевались. А Аркадина особенно выдрючилась, потому что артистка была, а это всегда…
В. РАММ: То есть вы не старались именно из того времени?..
М. ТЕРЕХОВА: Почему, мы старались, и там не придерешься.
К. ЛАРИНА: Берите наушники. Мы же хотели людей?
М. ТЕРЕХОВА: Давайте, давайте. Сколько у нас времени?
К. ЛАРИНА: Еще у нас почти 15 минут. Люди! 203-19-22, Маргарита Борисовна Терехова ждет ваших вопросов, пожалуйста.
М. ТЕРЕХОВА: Нет, я не жду, если их нету.
К. ЛАРИНА: Алло, здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬ: Алло, добрый день, уважаемые дамы. Меня зовут Артем. Я бы хотел признаться в любви к Маргарите Борисовне. И поздравить ее с Рождеством прежде всего.
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо.
СЛУШАТЕЛЬ: Для меня Маргарита Борисовна – эталон женщины. Простите, Если это личное. И вопрос мой в том, что, конечно, Маргарита Борисовна – это актриса Андрея Арсеньевича.
М. ТЕРЕХОВА: Правда.
СЛУШАТЕЛЬ: И очень много говорила на эту тему. Но, может быть, что-то особенное есть, что можно сказать в эфире про совместную работу? И еще раз всего самого наилучшего.
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо. Я скажу, конечно. Я не могу не сказать. Самое удивительное, что Андрей Арсеньевич после репетиций "Гамлета"… его всегда сопровождали, и он говорил: "Уйдите все, мне надо с Ритой поговорить". И мы нашли место, где посидеть. Дом литераторов почему-то был закрыт, и мы сидели в кафе-мороженом на улице Горького. И вот мы сидим с этим морожены ледяным… Недаром, неслучайно! Потому что я, конечно, не ценила. Я купалась в его гениальности. Даже немножко слишком расслабилась. А он мне говорит: "Рита, ты думаешь, я не понимаю, что не только ты меня нашла, но и я тебя нашел? Ты должна быть где-то поближе. И я начала шутить: вот, наверное, это как Ирма говорила, что через 10 лет после того, как расстались, он пришел и говорит: "а вот здесь мы люстру повесим"… Безграмотно начала шутить и некстати. Потому что надо ценить, и Андрей Арсеньевич редко так говорил со мной. Он был как детеныш – вот как быт его был. И он себе не представлял, как это я могу быть поближе. Это было очевидно. Но он на меня смотрел так: "Ну не будь ты дурой, ну понимай!" Тем не менее у него так было сосчитано все, его так Враг рода человеческого доставал, лично его. Это все на наших глазах было. Такого я не видела никогда, и надеюсь, больше никогда не увижу – как его уничтожали все. Потом даже коллеги признались, за редким исключением, что тоже им не нравится "Зеркало", но они ради его судьбы такой страшной… У меня такое сохранилось ощущение, что то, что я играла маму – напоминаю про мистическое отношение – и то, что он меня выбрал – это чудо. Конечно, это так и осталось точкой отсчета для всего. А сам он был насмешливый, красивый. Действительно любящий шутить. Отпустил в Америку во время репетиций, привезла я ему виски. Он прижал к груди эту бутылку. И представьте, на каком-то юбилее, чудовищный юбилеи все время в Доме кино… Ну как назло! Ну про него-то уж можно было! Чудовищно рассказывал Абдулов, как будто он пьяница. А это было один раз в жизни, когад ему прямо на репетицию. И бедный Андрей Арсеньевич, который изысканное все очень любил, тогда репетировал недолго с этим виски. Это изумительнейшее существо. Я боюсь, что такого больше и быть не может даже.
К. ЛАРИНА: И не надо.
М. ТЕРЕХОВА: Такого не может быть по величине, по тому, что он в лекциях по кинорежиссуре оставил. И то, что он оставил в своем творчестве. Вы посмотрите – всякая картина совершенно новую тему открывает. Такого практически не бывает.
В. РАММ: Совсем недавно открыла заново "Солярис".
М. ТЕРЕХОВА: А это ведь еще до Чернобыля!
К. ЛАРИНА: Давайте еще звонок, пожалуйста, 203-19-22. Алло, здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Здравствуйте. Меня зовут Тамара Анатольевна. Я, во-первых, всех вас поздравляю с Новым Годом и желаю вам всего наилучшего.
М. ТЕРЕХОВА: Мы в другую эру переходим даже, да.
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я хочу сказать, что я ваша поклонница еще со времен "Клеопатры" в театре.
М. ТЕРЕХОВА: Ничего себе память!
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Интереснее фильма, нежели "Зеркало", я не видела. Я помню, сидела как-то неудобно, и только когда кончился просмотр, я поняла, что что-то мне неудобно – настолько замерев я сидела. Вот вопрос, если можно. Вы играли с одним из любимых актеров Тарковского, с Александром Кайдановским. Про него говорят всякое – трудный, и все. Как он вам показался, как партнер? Потому что ваш с ним фильм один из моих любимых.
К. ЛАРИНА: Это "Кто поедет в Трускавец?"
М. ТЕРЕХОВА: Да.
К. ЛАРИНА: Только почему-то вы там не своим голосом говорите.
М. ТЕРЕХОВА: Да, меня не спрашивали. Он мне показался, как партнер, настолько, что я поставила условием его участие. Это был конец 70-х, самые глухие годы. Его даже на негодяев не утверждали. У нас вообще была тенденция – если настоящий, сильный, похожий на мужчину человек, и очень одаренный – значит, нельзя вообще ничего снимать, даже в отрицательных ролях. Короче, я поставила условие. Огородникова, дай Бог ей здоровья, она всегда работала, она даже была талисманом Тарковского… Она тогда была в "Экране" решающей, она засмеялась: "Рит, да ты чего?". "Ничего, - говорю. - не буду сниматься и все!" Мы с ним даже повздорить сумели. Приехала беременная Симонова и стала присутствовать на всех репетициях. Я говорю: "Женька! Ты хоть на любовных сценах дай нам друг на друга посмотреть!" А она: "Мне интересно!" А пузо такое большое, что не поспоришь… Но не в этом дело. Это, наоборот, хорошо было. Я сама была такая отстраненная, я была так занята. Я дала 17 дней, и на этом все кончилось. А они взяли и озвучили без моего ведома. И это чудовищное преступление. А сам Александр, которого так оценила заграница под конец его жизни, который так замечательно снялся. Мало кто русские снимаются там в настоящих ролях. У венгерки. Простит она меня, но я не помню ее имени. Она на него ставку делала. Это изумительное существо, из феноменов наших. К сожалению, внезапно ушедший. У него была очень тяжелая жизнь с этими гонениями. Мы входили все в число любимых Тарковским, но странных. Мне сам Андрей сказал перед своим отъездом за границу. Я не знала, что я больше никогда его не увижу и не услышу. Он мне позвонил: "Рита, я спросил, почему тебя не выпускают за границу. Знаешь, что они сказали мне? Нечего ей ездить, странная она какая-то". И все. И сам даже не засмеялся. Я начала, конечно, смеяться, как всегда. Вот это мы были странные. И Солоницын тоже…
К. ЛАРИНА: Можно мне задать вопрос? Уж коли мы все вертимся вокруг Андрея Тарковского, и никуда от этого не деться. Мне очень интересно, что было сделано на сцене "Ленкома". Спектакль "Гамлет", который просуществовал какие-то считанные…
М. ТЕРЕХОВА: Захаров… он не обидится на меня, он человек смешливый, он захохочет. Он ничего не понимал – почему растет успех. А через год сам Андрей снял спектакль. А я сыграла Офелию в Ереване. Любимом и обожаемом мною городе, у меня первый фильм был с армянами.
К. ЛАРИНА: А здесь вы играли Гертруду?
М. ТЕРЕХОВА: Но в Ереване я сыграла Офелию вместо Чуриковой. Никто не знал, что она была беременна, она не прилетела. Призрак ко мне вывалился и говорит: "как ты запомнила все замечания Андрея, как ты смогла вообще?" Я была в полубессознательном состоянии, но я как Гертруда присутствовала, значит у меня в подсознании откладывалось, что говорил Андрей.
К. ЛАРИНА: Хороший спектакль?
М. ТЕРЕХОВА: По-моему, был очень хороший, судя по зрителям.
В. РАММ: Хороший, я видела.
М. ТЕРЕХОВА: Я со стороны не видела. Но он все рос. Он как живой организм. Мы так испугались, когда он сказал, что премьера через 2 недели! Ему самое страшное было, если б что-то было забито!
К. ЛАРИНА: Это была единственная его работа на сцене?
М. ТЕРЕХОВА: Он хотел что-то еще сделать, но, как всегда, его не поняли.
В. РАММ: Ревновали к успеху, наверное.
М. ТЕРЕХОВА: Это уже не наше дело, это они скажут. Он вообще не понял почему растет успех. Это было совершенно не в его стиле. Но он сам пригласил Андрея.
К. ЛАРИНА: Он потом, кстати, так же пригласил Панфилова. Все равно ему не давало покоя, все равно кинорежиссера позвал.
М. ТЕРЕХОВА: Это я даже не смотрела
К. ЛАРИНА: Ты хотела спросить.
В. РАММ: Я хотела спросить – когда вы первый раз вошли на съемочную площадку, "Здравствуй, это я", вы, наверное, не подозревали что будете в конце концов сами снимать кино? Или вы исподволь внутренне наблюдали за каждым режиссером, чтобы прийти в режиссуру?
М. ТЕРЕХОВА: Я не просто наблюдала. Я вмешивалась во все. С самого первого фильма. "Здравствуй, это я", но и до этого еще, дорогая. Студенткой я снималась во ВГИКе с удавами! Это тоже была феноменальная история. Удавы и детдомовские дети. Потому что никто бы своих детей не пустил к студентам. И даже до студии я умудрилась какую-то лаборантку где-то изображать и всегда вмешивалась в процесс. Из-за этого получила славу характера непростого, потому что всегда вмешивалась в процесс. Мало того: где со мной как-то считались – там оно все и получалось.
К. ЛАРИНА: Наш слушатель прислал имя венгерской режиссерши: Марта Мессарош.
М. ТЕРЕХОВА: Дай Бог ей здоровья. Надеюсь, у нее все нормально.
К. ЛАРИНА: Это известное имя.
М. ТЕРЕХОВА: Оно очень известное, я просто не знала его.
К. ЛАРИНА: Еще звонок.
М. ТЕРЕХОВА: Да, давайте!
К. ЛАРИНА: Здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Здравствуйте. Меня зовут Елена. Дорогая Маргарита Борисовна!
М. ТЕРЕХОВА: Да, дорогая Елена.
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я ваша давняя и страстная поклонница.
М. ТЕРЕХОВА: Не пугай меня.
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я видела все ваши фильмы. К сожалению, в театре я меньше работ ваших видела.
М. ТЕРЕХОВА: Что ты хочешь нас спросить, дорогая?
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я хотела, во-первых, вас поздравить с Новым годом и Рождеством и пожелать вам самого лучшего и светлого в Новом году. Вопрос у меня такой: под каким девизом вы хотели бы прожить новый год?
М. ТЕРЕХОВА: Чтобы все получилось с Божьей помощью, чтобы все, что мы задумали – не я одна, а мы задумали, я об это молюсь. Чтобы все получилось с Божьей помощью именно так, как следует, как бы Антон этого хотел.
К. ЛАРИНА: Тогда давайте, раз уж у нас заканчивается предновогодними тостами, пожалуйста, ваши пожелания.
М. ТЕРЕХОВА: Желаю всем держаться и помнить, что ничего случайного нету. И что страна столько пережила, столько, что надо хотя бы, чтоб у нас организовали жизнь. Не конкретного каждого, упаси Бог, как пытались организовывать раньше. А чтобы государство наше не разрушилось, чтобы действительно не платили гроши за рождаемого ребенка, чтобы стало возможно рожать и более-менее успокоиться всем и не озверевать. У нас гигантская страна, у нас природа еще сохраненная. Давайте все вместе сохранять и давайте не злиться, давайте все любить друг дружку.
К. ЛАРИНА: На этом мы вынуждены завершать наш такой сумбурный, но, мне кажется, очень яркий эфир.
М. ТЕРЕХОВА: Нет, абсолютно не сумбурный. Я не согласна.
В. РАММ: Я думаю, это первый разговор о "Чайке". Там очень интересная съемочная группа. Мы еще столько о "Чайке" не поговорили! И о трактовках "Чайки"… Я думаю, что Маргарита Борисовна даст согласие прийти к нам еще раз.
К. ЛАРИНА: На сцене-то вы появляетесь?
М. ТЕРЕХОВА: Да, естественно. Я играла день назад "Милого друга", тоже очень нравится.
К. ЛАРИНА: Я так люблю! Там Домогаров с вами замечательный
М. ТЕРЕХОВА: Ах, Домогаров!
К. ЛАРИНА: Мы фанатки Домогарова.
В. РАММ: Сольемтесь в экстазе!
М. ТЕРЕХОВА: Нет, Домогаров молодец, он умница. Дай Бог ему тоже здоровья.
К. ЛАРИНА: Спасибо, и дай Бог вам всего, чего вы сами себе пожелаете. И чтоб действительно состоялась самая главная премьера на ближайшее будущее – это ваша "Чайка".
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо
28 декабря 2003 года
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Маргарита Терехова - актриса.
Эфир ведет Ксения Ларина. В передаче участвует обозреватель Вита Рамм.
Тема передачи - Ян Фрид [и не только - примеч. хозяйки сообщества]
читать дальшеК. ЛАРИНА: Ну что, начинается наша программа "25 кадр", которая посвящена кинематографу, преимущественно российскому. И сегодня не исключение, я приветствую в студии "Эха Москвы" свою коллегу Виту Рамм. Вита, здравствуй еще раз.
В. РАММ: Добрый день.
К. ЛАРИНА: У нас сегодня замечательная гостья.
В. РАММ: Трепещу!
К. ЛАРИНА: Замечательна актриса Маргарита Борисовна Терехова. Здравствуйте, Маргарита Борисовна!
М. ТЕРЕХОВА: Здравствуйте!
К. ЛАРИНА: И будем мы сегодня говорить о человеке, который не так давно ушел из жизни. Буквально недели полторы назад пришло сообщение. Это Ян Фрид.
В. РАММ: И я думаю, потому, что не было здесь официального прощания, он умер в Германии, мне кажется, что человек заслужил. По крайней мере, столько фильмов, столько радости. Как праздник, так обязательно повторяют какой-нибудь фильм из биографии. Я чуть-чуть напомню, коротко:
"Ян Борисович Фрид, настоящее имя Яков Фридланд. Родился в Красноярске 31 мая 1908 года. В 32 году он окончил режиссерский факультет Ленинградского театрального института, а в 38 – киноакадемию при ВГИКЕ, где его наставником был Сергей Эйзенштейн. В 38 года режиссер начал работать на киностудии "Ленфильм", где дебютировал короткометражным фильмом по рассказу Чехова "Хирургия". В 55-м экранизировал "Двенадцатую ночь" с блистательным актерским составом. В историю советского кино Ян Фрид навсегда вошел как замечательный режиссер музыкального кино. Напомню лишь некоторые: "Прощание с Петербургом", "Собака на сене", "Летучая мышь", "Сильва", "Благочестивая Марта", "Дон Сезар де Базан" и так далее, и так далее. Ян Фрид много лет преподавал в ЛГИТМИКе и в Ленинградской консерватории".
(музыка)
К. ЛАРИНА: Я сразу вспоминаю:
"Я уезжаю в дальний путь,
Но сердце с Вами остается.
Какой приказ ему найдется
В последний раз?
- Как ноет грудь!.."
М. ТЕРЕХОВА: Это мы от Миши услышим еще! (смеются) Вы что-то прям растаяли все. Но на самом деле действительно. Как говорится, о мертвых, об ушедших или только хорошо, или ничего, да? Поэтому второй фильм, "Благочестивая Марта" – в два раза ниже планка. И как раз тогда-то плакала монтажер. Действительно плакала, я правду говорю. Ленфильм, его постоянный монтажер, такая немолодая уже была. И она плакала и говорила: "у меня материал в "Благочестивой.." на фильм лучше, чем "Собака на сене". Но он настаивал на том, чтобы были его дубли. Тут, как говорится, уже не поправишь ничего, все равно фильм "Благочестивая Марта" тоже хорош, но "Собака на сене" – это было чудо. Это правда.
К. ЛАРИНА: Но вот почему так получилось? Никто же ожидал, что это будет чудо? Его же растащили на цитаты
М. ТЕРЕХОВА: Никто, конечно. И слава Богу! Если кто-то ожидает, что будет чудо, его никогда не будет. Кино (мы же снимали на пленке), - это чудо само по себе. Если оно происходит, это происходит только потом, когда оно выходит на зрителей. И вообще профессионалы никогда не могут судить, особенно сами создающие. А здесь случилось настоящее чудо. Потому что мы просто спасались, честно говоря, с Мишей вместе, схватив книжку Лопе де Вега в руки. А мама Авербаха была потомственная княгиня, и к ней мы ходили учиться.
В.РАММ: Хорошим манерам.
М. ТЕРЕХОВА: Ну что вы! О чем вы говорите! Нет, нет. Мы там проверяли на ней, на аристократке какие-то вещи. Просто говорили человеческим языком и т.д. но это мы спасались, потому что когда мы первый материал увидели, Миша не мог встать с кресла. Хорошо, что его нет, он бы тут обязательно что-нибудь еще надумал и придумал много. Но это правда: ему, по-моему, валидол даже искали.
К. ЛАРИНА: А что, было так плохо?
М. ТЕРЕХОВА: А он до этого разбойников каких-то, волков играл. И первая это была любовная роль. Он, кстати, должен был играть то, что Караченцов – жениха смешного. Но какой он там замечательный, да? А на самом деле было очень плохо. Я не помню даже, но плохо стало всем. И тут Ян Борисович смирился. И наши предложения до того уже стали приниматься, что мы даже выстроили мизансцену целой самой решающей сцены, когда она читает и потом объясняются они.
К. ЛАРИНА: Вы открываете для нас такие вещи, потому что там поразительно виртуозно выстроены парные сцены.
М. ТЕРЕХОВА: Я вам больше скажу. Нас спасла Ливадия, царский дворец, этот воздух. Потому что "Благочестивая Марта" практически вся в павильоне. Такие вещи все равно спасаются воздухом настоящим. Настоящей жизнью, которая вокруг. И когда в нас заговорили сами мы, наши личности – то оно все и сложилось. Только с болью, с какими-то действительными эмоциями можно это сделать. Но это было чудо, мы не подозревали. Мало того, от этой борьбы я даже там заболела. И вывалилась, пришлось мне даже полежать в больнице. Потому что я еще параллельно ездила на выпуск "Царской охоты", на премьеру. В общем, мы не выдержали этой борьбы. Весна, холодно в Ялте, и вот я простудилась страшно. Даже такими страданиями… И он ждал, потому что уже основной материал был снят и нельзя было заменить актрису, на мое счастье. В конечном итоге вот пожалуйста: до сих пор смотрится и ничего не коробит глаза, все как-то слилось. Я говорю: кино – это чудо. Все сошлось, ничего не замечаешь плохого…
К. ЛАРИНА: Там музыка замечательная! Звуковой ряд и, кстати, Маргарита Борисовна, когда мы говорим об этих парных сценах – я даже помню звук журчащей воды из этого фонтанчика – даже он имел значение.
М. ТЕРЕХОВА: Это-то просто. Это святое – сделать настоящие шумы. Он и сам журчал, его даже озвучивать не надо было потом. Просто переозвучить надо было. Это ясно. И все сошлось. Дай Бог нам всем, кто осмеливается кино снимать.
В. РАММ: А когда показывают "Собаку на Сене", включаете телевизор?
М. ТЕРЕХОВА: Я никогда не знаю… Если случайно – а как же!
В. РАММ: Смотрите?
М. ТЕРЕХОВА: С большим удовольствием! И улыбаюсь, и смеюсь. Очень приятно.
К. ЛАРИНА: Для Вашей дальнейшей карьеры, для Вашей судьбы творческой после этого фильма - эта роль имела значение?
М. ТЕРЕХОВА: Никакого значения не имела совершенно.
К. ЛАРИНА: Да что Вы?
М. ТЕРЕХОВА: Я уже была состоявшаяся Маргарита Борисовна Терехова. И уже "Зеркало" было снято – главный фильм моей жизни.
К. ЛАРИНА: А костюмные роли до этого были?
М. ТЕРЕХОВА: Конечно. Я и в театре очень много костюмных ролей играла. Нет, это ничего не было проблемой. Но самое удивительное, что и для Миши ничего не было проблемой. Потому что он был сам собой. И на ходу какие-то вещи придумывались. Это и было самое лучшее.
В. РАММ: Ян Фрид давал вам свободу импровизации?
М. ТЕРЕХОВА: О да. Давал нам свободу. Он пытался… У нас было очень смешно, я тысячу раз это рассказывала, но если хотите. Новое поколение подросло. Они если увидят первый раз "Собаку на сене". Если в сотый раз – они взвоют, потому что не надо им смотреть в сотый раз. А вот если молодые увидят и снова оценят – тогда хорошо. Потому что сцена пощечины сакраментальная… Ян Борисович, бедненький, он был всегда такой изысканный, элегантно одетый, в сиреневом костюме. Мне было его так жалко! Но если бы я ему лично начала говорить свои предложения, он бы просто повернулся и ушел. Это можно было решить только на площадке. И он мне сказал, что не надо бить его по-настоящему по лицу. А я, уже слегка опешив, уже меня затрясло, и я ему говорю: "А как тогда надо его бить?" И бедный Ян Борисович мне даже показал: ну так, знаете, легко, говорит, почти не касаясь. На мое великое счастье этот итальянский дворик, и всегда у нас было очень много зрителей во время съемок. Всякие разные босые смешные люди, которые окружали нашу…
В. РАММ: Отдыхающие?
М. ТЕРЕХОВА: Не только, там были и иностранцы, и очень много людей интересных. И мне пришлось кричать им: "Товарищи! Если мы играем про любовь, я должна бить его по-настоящему?" "Должна-а!" - все с восторгом. Ну, мы очень часто любим окружение спросить о чем-нибудь. Я говорю: "Ну Ян Борисович, ну покажите, как Вы себе это представляете?" И Миша должен был отступать, прикрываясь еще и плащом. Это было что-то невероятное.
К. ЛАРИНА: А Вы веером, по-моему, его?
М. ТЕРЕХОВА: Да нет, каким веером! Настоящей рукой, да еще как избила! Но дело не в этом, дело в том, что иначе никак невозможно было. Тогда просто дальше этой сцены ничего бы не пошло. Она сорвалась. Все это потом заметили. Уже пошел почти трагический вариант, если бы Лопе де Вега не написал любовную комедию. Настоящую, со всякими счастливыми окончаниями и так далее. На самом деле, когда я Мишу била, потом выяснилось, что это вообще первый раз было в его жизни. Потому что у него такой характер, что он сразу бы дал сдачи. Он, правда, не успел бы… А тут он сдерживался, и это тоже очень хорошо было видно на его лице. И вот после этого, почти со слезами на глазах... Действительно, он мне признался потом, что это первый раз его били по лицу
В. РАММ: Вообще в жизни или в кино?
М. ТЕРЕХОВА: Вообще его били по лицу первый раз.
К. ЛАРИНА: Тем более женщина.
М. ТЕРЕХОВА: Да там неважно, не будем выяснять. Когда с ним будете разговаривать, он вам все другое расскажет. Ох, они любят фантазировать! А вам говорю, как есть на самом деле. Потому что это запомнить – было святое для меня. И спасительное.
К. ЛАРИНА: На каком фоне вообще все это происходило? Потому что я знаю, что актер, когда смотрит кино, которое было много лет назад снято, он всегда вспоминает о том, что было в его жизни в этот период.
М. ТЕРЕХОВА: Нет, ничего никогда, все не вспоминает. Я не знаю, откуда вы это взяли. Ничего мы не вспоминаем, мы просто смотрим, хорошо это или плохо. И со временем не стало ли хуже. А это был какой-то счастливый момент какого-то совпадения и появления чуда. Вот это вот правда. А на самом деле мы просто трудились. Изо всех сил. А молодость и красота спасали нас естественным образом. Потому что на воздухе всегда расцветаешь. Вот в павильоне тебя можно испортить. Смотря как на тебя свет поставят, любят тебя или не любят. Но там тоже есть кадрики еще некоторые… Но сейчас ничего. Как в настоящем чуде, все сошлось. Но главное, я должна признать, конечно – это смирение и терпение Яна Борисовича. Потому что если бы не это… Потом же вот он не смирился и сам себе навредил. Хотя все равно тот фильм – он же не страшный, не ужасный.
К. ЛАРИНА: "Благочестивая Марта"?
М. ТЕРЕХОВА: "Благочестивая Марта", да. Он же все равно хороший. Но он такой, знаете, чуть-чуть театральный. А здесь воздух, и это вот главное. И еще вы совершенно правы, что он действительно снимал веселые картины. А потом совсем камень отпал от сердца, и мне стало совсем легко. С Кларой Лучко редко мы встречаемся, но как-то я ее спросила. Я вообще советовалась. Я даже Раневской позвонила – можете себе представить? Я говорила "ничего не получается". У нас первый материал был ужасающий. А она мне знаете что сказала? Она мне сказала, мол, делайте все из первых уст. Такие великие люди, они хоть чуть-чуть скажут что-нибудь, и уже все, на самом деле, в порядке. Клара мне сказала: "Ой, да что Вы, Маргарита!" "Двенадцатую ночь" помните? Красавцы и красавицы, лучшие красавцы и красавицы. В мире, наверное, не было таких красивых людей. Ларионова, она же, Клара, какая? Нисколько нас не смущает, что она и мужчина, и женщина. И вообще все так весело и легко. А она говорит: "Мы говорили – Янек, посиди, мы сделаем все сами!" Вот, оказывается, это было нормально и ничего мы не сделали…
В. РАММ: А может быть, это был, наоборот, режиссерский метод, который только любовью раскрывал…
М. ТЕРЕХОВА: Как хотите гадайте, уже не спросишь. Царствие ему небесное.
К. ЛАРИНА: То есть получается, что как режиссер он мало чего делал?
М. ТЕРЕХОВА: Да о чем вы говорите! Он сделал столько фильмов, что я понятия не имею! Он, наверное, много делал очень!
В. РАММ: Имеется в виду, на площадке, с актерами.
М. ТЕРЕХОВА: Как, здрасьте, а все остальное кто делал? Это только мы свои линию выстроили. Но зато он набрал таких художников, которые сделали нам потрясающие костюмы. Остроумова Татьяна… Острогорская, прошу прощения, с Ольгой перепутала. Прости, Ольга! Делала костюмы. Кружево так умели они накрахмалить. "Ленфильм" – это же великое место, где из ничего могут сделать все. И вот эти роскошные костюмы вообще-то не стоили таких гигантских денег, как это выглядит.
К. ЛАРИНА: А почему вы не пели сами, Маргарита Борисовна?
М. ТЕРЕХОВА: Опять начинается 25… Да у меня нет вокала такого, зачем он мне сдался?
К. ЛАРИНА: Вообще никогда не пели?
М. ТЕРЕХОВА: Почему? Я пою всю жизнь.
К. ЛАРИНА: Ну вот видите!
М. ТЕРЕХОВА: Хотите, чтоб я спела?
К. ЛАРИНА: Этот вопрос, он обсуждался или не обсуждался?
М. ТЕРЕХОВА: Нет, а зачем? Ну что вы, никто меня не спрашивал. Не-не-не, там были настоящие вокализы, которые и были всегда. Или народное, уже глубинное пение, какое-нибудь cante hondo, это же Италия, Испания, все это рядом. Кстати, я делала это уже в своей режиссерской работе по Лорке – это уже совсем другое, у меня шла музыка настоящая, вся натуральная. В то же время была невероятная, другая музыка. А была вот такая. Он сам весь такой, Ян Борисович, во всем своем творчестве – такой легкий весь, воздушный.
В. РАММ: А вы дружили с Яном Борисовичем вне съемок?
М. ТЕРЕХОВА: Нет-нет, что вы! Это было исключено. И я ни в коем случае…
В. РАММ: Нет, во время съемок, но вне съемок.
М. ТЕРЕХОВА: Но я вам говорю, что ж вы не слышите? Нет, это было невозможно. Это все-таки был конфликт. Настоящий, но он его выдержал. И я, все-таки… Я заболела, но все-таки тоже выдержала с Божьей помощью. Мы ж не знали, за что бились. Только когда уже в окончательном варианте стало все видно и понятно – я думаю, и он тоже был очень рад. А пока шла битва – кто же знал, что будет?
В. РАММ: А потом, когда закончился фильм?
М. ТЕРЕХОВА: Как вы дотошны!
В. РАММ: Но все равно, он вас во второй пригласил – значит, что-то его задело.
М. ТЕРЕХОВА: Он хотел, видимо, сделать опять, чтобы получилось что-то хорошо. И сделал ошибку! Если б он опять нам дал такую же волю и свободу! Виторган очень хорошо там играет. Виторган никогда не играл такие роли. На меня я не знаю сколько народу оскорбились и обиделись, сколько народу пробовались, все хотели сниматься… И еще "Собака…" Что вы! До сих пор многие помнят. А Виторган был изумителен и идеален тогда. Это бы такой именно Виторган, который там этого студента… вы знаете, они иногда до ста лет все студентами были. Но он был молодой и очень подходящий.
К. ЛАРИНА: А вы с ним еще вместе работали?
М. ТЕРЕХОВА: Мы делали у Виктюка телевизионный спектакль. Его, по-моему, вообще стерли. Под этим названием вообще другое что-то выпустили. Я поражаюсь таким вещам.
В. РАММ: То есть телевидение не сохранило.
К. ЛАРИНА: "Цезарь и Клеопатра"
М. ТЕРЕХОВА: Виктюк для телевидения для меня лично или для кого-то, кто имел счастье в этих телевизионных работах Виктюка… Он делал шедевры, на мой взгляд. Я почти уверена, что не сохранилось. Так же точно "Девочка, где ты живешь?" Я разыскала в архивах, в эти времена, 90-е годы, ничего нигде не найдешь. Я разыскала, села. Думаю "Боже!" – и там шел какой-то музейный материал.
В. РАММ: Это преступление.
М. ТЕРЕХОВА: Это преступления самые настоящие. Некоторые – совершенно сознательные, и я в этом совершенно уверена. Потому что завистников все равно гораздо больше, чем творцов.
К. ЛАРИНА: Это "Цезарь и Клеопатра", да? Виторган и вы у Виктюка?
М. ТЕРЕХОВА: В том-то и дело, очень небольшой объем. "Цезарь и Клеопатра", "Укрощение строптивой", потом "Ричард III". И не уверена, что это все. Может быть, еще что-то.
К. ЛАРИНА: Потому что я помню, нам в институте говорили: "Если Вы хотите понять, как играть любовь, посмотрите на этот дуэт"
М. ТЕРЕХОВА: А Виторган! Ко мне подходил Роман Григорьевич, Рома, я для него Рита, это ясно. И он подходил, в сторону меня отводил: "Ты посмотри, что с ним творится!" Потому что мы репетировали в театре Моссовета, в котором я родилась как студентка. И до сих пор мы отрепетировали всю мою "Чайку". Вот Валя Панфилов стал директором, наконец. А тогда мы репетировали в большом репетиционном… Виктюк тоже много хорошего там сделал, в этом театре. И нам этот большой зал в определенное время… И бедный Виторган, Эмма мы его называли, он так задыхался от переполнения чувств, что он в окно, чтоб отдышаться. И Виктюк мне говорил "Смотри, смотри, что с ним творится!" И этот Отелло… Вот что я забыла! "Отелло" же он делал. Потрясающе! По-моему, это стерто. Может, я ошибаюсь, но "Девочка, где ты живешь?" точно стерта.
К. ЛАРИНА: Я напомню, что у нас в гостях Маргарита Терехова. Мы должны воспользоваться возможностью, что Маргарита Борисовна согласилась к нам прийти на передачу, это большая удача Виты Рамм.
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо (ведущие аплодируют). Перестаньте! Не пугайте людей.
К. ЛАРИНА: Поэтому мы должны во второй части нашей программы немножко расширить диапазон нашей передачи и поговорить о том, что сегодня происходит в жизни Маргариты Борисовны. Вот она уже упомянула название "Чайка". Для тех, кто не понял – это фильм, который делает наша гостья. Вы закончили уже, нет?
М. ТЕРЕХОВА: Мы закончили уже, практически, съемки, начав их осенью 2002 года. Нам только дали деньги. Наше бывшее "Госкино", я надеюсь, оно и будет "Госкино" потом снова. Короче говоря, это то же помещение, и нам дали государственные деньги первого сентября. В начале октября мы снимали с финальной части "Чайку". Там два года проходит, поменьше. Это я так и хотела. Но так оно и само пошло. И с тех пор, я думаю, эта помощь шла все-таки. Кроме Валентины Ивановны Матвиенко, дай Бог ей здоровья, кроме Никиты Сергеевича Михалкова, Никиты, друга юности, которые нас мощно поддержали, еще поддержали нас спонсоры, "Мирра-М", дай Бог им здоровья. И действительно, какие-то деньги просто так вот сошлись, чтобы нам хватило. Но потом начались всякие невзгоды. Но летом мы тоже снимали уже первую часть. Все успели, осталось только чуть-чуть.
К. ЛАРИНА: Об этом поговорим, об этой пьесе, об этой работе Маргариты Борисовны
В. РАММ: И вообще, "Чаек" много сейчас…
К. ЛАРИНА: Поговорим после новостей
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА: 14 часов 35 минут. Продолжаем программу "25 кадр". Напомню, что сегодня у нас в гостях здесь, в студии, Маргарита Терехова. И сейчас, пока шли новости и реклама, наш главный редактор… Это случилось впервые в истории "Эха Москвы"…
В. РАММ: По крайней мере, впервые в "25 кадре".
К. ЛАРИНА: Обычно как? На прием, на день рождения. По делу, что называется. А тут без всякого повода просто зашел главный редактор с огромным букетом цветов и вручил эти цветы нашей гостье.
М. ТЕРЕХОВА: Могу поделиться.
К. ЛАРИНА: Маргарита Борисовна, это знаковое событие!
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо, спасибо, спасибо.
В. РАММ: Ну, а как иначе выразить любовь?
М. ТЕРЕХОВА: Вообще спасибо "Эху Москвы". Это вообще святое всегда будет для Москвы.
К. ЛАРИНА: Я напоминаю, что у нас телефон есть 203-19-22, и мы через некоторое время будем принимать ваши вопросы. Не ограничиваем вас в выборе тем, все что угодно. Маргарита Борисовна ответит на любые ваши вопросы, поскольку жизнь большая, долгая. Сколько всего еще будет… Но я хотела бы вернуться к "Чайке", чтобы вы несколько слов сказали нам, почему вы так прикипели к этой вещи.
М. ТЕРЕХОВА: Скажу. Дело в том, что начала с мечты о "Вишневом саде". По моей заявке девочка… Буду краткой, да? Девочка по имени Алла, если я не путаю. Я не знала, что она по моей заявке. Она меня не спросила. Со мной были ВГИКовцы окончившие – Ульяна Савельева и Яблочников Григорий - оператор, который сейчас снимал мою "Чайку". Все-таки со мной. А в начале 90-х мы бродили, даже уже сады выбирали. Но по зрелом размышлении потом… Кстати, ту дипломную ее работу по моей заявке (абсолютно в точности по моей, говорят, она сделала, я ее не видела) – ее очень хвалили. Она ездила по фестивалям тогда. Это тоже мне было приятно, потому что, значит, толковое все. Я так и думала, что толковое, но кроме меня-то мало кто это знал. Так вот, дело в том, что потом я поняла: нечего начинать с "Вишневого сада". "Вишневый сад" - это приговор. А "Чайка" - это немыслимое даже для Антона Чехова… Про него англичане, не весь, мир, но англичане говорят: "только Шекспир и Чехов". Дорогого стоит.
В. РАММ: В Америке тоже согласны.
М. ТЕРЕХОВА: Это единственная пьеса, действительно насыщенная такими чувствами! Потому что у меня своя версия про то, что он был влюблен. Это не лично моя версия, очень многие со мной согласны, но чеховедки и –веды…
К. ЛАРИНА: Самые страшные люди!
М. ТЕРЕХОВА: …которые обычно влюблены в свой персонаж, они с опаской к этому… Но это правда, это даже не обсуждается. Письма такие подробные. Не было телефонов особенно тогда. Было, но не очень ими пользовались. Они так всегда откровенны, а особенно Антон Павлович, в своих письмах. И когда он берег именно это, чтоб никто этого не понял – и тоже все равно все можно. Просчитала прокурорша, не кто-нибудь… у меня книжечка есть маленькая, тоненькая, вот такой человек, судебных разбирательств – она прямо свела все. И это остается ясно, как белый день. Мало того. Я же хочу пьесу сделать, поставить ее в театре Моссовета, уже мы начинали и половину сделали.
К. ЛАРИНА: "Чайку"?
М. ТЕРЕХОВА: Не "Чайку", не "Чайку", перестаньте! В театре нельзя ее ставить! Это абсолютно живое дело. Он написал ее в 95, в 96 уже была премьера, страшный срыв в Александринке, когда Боборыкин – вы помните эту фамилию, вы должны ее знать – он сказал: "За 50 лет, сколько я бывал в театрах и вообще моей сценической деятельности – такого я не видел и не слышал". Вы можете себе представить, какое зло обрушилось на него? Потому что он сам выскочил, до конца не досмотрел. И бродил по тогдашнему, не сегодняшнему светлому Петербургу, который иногда теплее, чем Москва. Вы вспомните Достоевского – какой был тогдашний Петербург. А эта ночь, а он бродил до первой электрички, уехать. Ну, пригородный поезд.
К. ЛАРИНА: То есть вы считаете, что Чехов написал пьесу, которую нельзя ставить в театре?
М. ТЕРЕХОВА: Дело в том, что эта пьеса для кино. Это совершенно очевидно. Там он вначале пишет: "озера совсем не видно".
К. ЛАРИНА: Тогда он гений.
М. ТЕРЕХОВА: Он гений. Он не только гений. Как говорили умные люди, в России просто гениев и не было. Это обязательно проникнутый всей Россией, и через себя пропустивший практически все страдания. Про другого гения испанской земли тоже свидетельствую: это Федерико Гарсия Лорка. Все трагедии вот этого века, он даже назвал в этой пьесе… Ровно через 5 лет его убили, ровно в этот день, когда он написал. Все трагедии он пропустил через себя. Как человек. Вот это и есть гений этой нации, этой страны, за нее отдавший жизнь. А Антон – у него вообще не найдешь одинаковых рассказов, это что-то особенное. А здесь еще влюблен. А для него для самого было невероятно. Он же чахоткой заболел в подростковом возрасте, он же отстранялся. Его безумно любили, падали все. Что только с бабами не творилось, но он был очень отстранен. А все остальное в письмах можно прочесть. Кто хочет, открывайте. Сейчас нету там точечек, где нельзя говорить.
К. ЛАРИНА: А "Чайка" же у нас была. Кто ее ставил в кино?
М. ТЕРЕХОВА: Ой, кто ее только не ставил, только не говорите мне ничего. Вот это – к другим, я вас умоляю.
К. ЛАРИНА: Все, молчим
М. ТЕРЕХОВА: А здесь у меня была версия. Я хотела через Треплева… Потому что в театре вообще нельзя ничего доказать. Кстати, про Треплева. Он приходит и уходит, что там докажешь? Что это все стало его родным, и что этот облом был не просто облом. Я вам больше скажу, и вы потом "Чайку" перечтете и поверите. Если бы она не сорвала… а она не хотела срывать, в этом вся суть. А она просто в своем ключе, она и сразу начала: "Мой сын, когда ж начало?", "ты очень", бы-бы-бы… и все, удовлетворена. Началось это с нее. Она взяла и из "Гамлета" с ним перекликнулась. А мальчик, чтобы устоять… Мамку все боятся! Я у восточных мудрецов вычитала и знаю это точно: отношение детей к родителям мистическое. Что такое мистическое? Непознаваемое. Это родители должны их жалеть, а не дети родителей. Это мы непознаваемы для них, это мы для них страшны. Послушайте дальше и потом поверите. Если бы она не сорвала – нечаянно! Вот не среагировал бы он, если кто-нибудь другой сказал – вот Машка. Да он бы даже не услышал! Но он среагировал, бедняга. Тем более там мистика уже нагнеталась. Он же нарочно сделал такие фантасмагории и в конце придумал шутку. Вопрос на засыпку – это потом, после передачи. Какая шутка в конце готовилась? У нас есть ответ, но мы не будем. Это потом. Короче, он хотел сделать шутку, а начинал специально в стиле того времени – декадансов всех этих, все мировые силы борются… он хотел шутки. Но. Мать начала шутить сама. Как всегда. Раньше времени. Ну помолчи! Артистка! Вот почему я ненавидела всю жизнь эту роль. И мне пришлось ее играть. Но это тоже другая история – почему и как. Короче говоря, она просто делает невиннейшие… Это доктор, как будто бы в пандан. Все же рядом сидят, почему нет? Но он срывает спектакль, несчастный. А у Нинки всего полчаса. Это максимум. Она прискакала взмыленная, когда родитель ушел. Они ее держат в черном теле страшно.
К. ЛАРИНА: И никуда не пускали.
М. ТЕРЕХОВА: Потом, в конце, через два года, они сторожей выставили, чтобы ее не пускать. Такое можно себе представить? Как будто разбойница какая-то, преступница. Договорю, потом вопросы.
К. ЛАРИНА: Если бы не сорвала спектакль…
М. ТЕРЕХОВА: Правильная догадка! Осталось время, и Нинка познакомилась с Тригориным. А иначе бы она в жизни… она, во-первых, и постеснялась бы, во-вторых, она опрометью умчалась бы, чтобы успеть. Если бы до конца доиграла. Она же с самого начала говорит: "Пожалуйста, не задерживайте, я еле вырвалась". Вся колотится и трясется. "Да-да-да, - говорит он, - давайте начинать, всех зовем". Вот, во-первых, что случилось. Я считаю, это как древнегреческая трагедия. Но есть Господь Бог. Есть Христос и Спаситель пострадавший. Можно все отмолить, можно во всем покаяться. Но пьеса, любой выход на людей с чем-нибудь, что ты хочешь им сказать – ты это потом не изменишь. Вы представляете, какая ответственность искусства перед человечеством? Любое существо, выходящее… Особенно кино, если его будут смотреть. Ты отвечаешь полностью за все, что ты там делаешь. Не знаю, почему это не осознают некоторые, но это факт абсолютный. Здесь не покаешься, ничего не вернешь обратно. Вот про эту необратимость древнегреческую говорил Антон. И мало того: он настолько великий гений, что у него ничего нет навязчивого. Мальчик не страдает все время, мальчик через полгода уже печатается. Приезжает через два года Тригорин и говорит: "Вы вообще как Железная Маска. Вами все интересуются, думают почему-то, что вы немолоды". Вы посмотрите, какой успех! Он просто отослал свои вещи. Значит, действительно талантлив. Значит, мать опять же не права. Но мало ли что бывает, мало ли что сказала… Но Нинка!…
К. ЛАРИНА: А как же "бледное лицо, обрамленное волосами"?
М. ТЕРЕХОВА: Он сам себя ругает. Мало ли кто чего понаписал, потом почиркал? И Антон такой же. Он до последнего времени корректировал, до самого выхода вещи.
К. ЛАРИНА: Но согласитесь, что "горлышко разбитой бутылки" – это талантливее.
М. ТЕРЕХОВА: Это Треплев говорит, голубка. Вы просто цитируете Треплева. Это опять подтверждает, что, может быть, он не просто талантлив, а гений. Что же они начали так дергаться на этой пьесе? Переживали. Дорн сказал, что там что-то есть. Какие-то 10 минут он видел. Два слова договорю. Что случилось потом? Материна жадность. Ее брат, дядя, очень любил Треплева. И этим чистым сердцем, искренним, он говорит: ну дай ему денег, он уедет за границу. И правда. Это было с Антоном, и это спасло Гоголя. В свое, конечно, время. Потом не спасло, к сожалению. Достоевский все почти… Заграница тогдашняя, и рубль наш золотой очень ценились. И он бы оторвался от все. Нинка хотя бы не бомбардировала его непрерывно своими письмами. Хотя и туда, конечно, все писали. Но все-таки был шанс бы. А так он стал ее рабом, потому что у нее никого больше не было, и она все время его атаковала своими страданиями.
К. ЛАРИНА: Маргарита Борисовна, давайте остановимся все-таки. Вы рассказали замечательную историю. Я хочу просто объяснить нашим слушателям, что речь шла о пьесе "Чайка". Поскольку человек давно с этим живет, практически всю жизнь, то "Нинка", "Машка"… Как историю своей жизни.
В. РАММ: Маргарита Борисовна, а вы снимали исходя из костюмов, антуража того времени?
М. ТЕРЕХОВА: Ну вы представьте себе, что у всех мнение по модным журналам. Какое "то время"? Как хотели, так и одевались. Только длинные юбки предпочитали, красиво одевались. А Аркадина особенно выдрючилась, потому что артистка была, а это всегда…
В. РАММ: То есть вы не старались именно из того времени?..
М. ТЕРЕХОВА: Почему, мы старались, и там не придерешься.
К. ЛАРИНА: Берите наушники. Мы же хотели людей?
М. ТЕРЕХОВА: Давайте, давайте. Сколько у нас времени?
К. ЛАРИНА: Еще у нас почти 15 минут. Люди! 203-19-22, Маргарита Борисовна Терехова ждет ваших вопросов, пожалуйста.
М. ТЕРЕХОВА: Нет, я не жду, если их нету.
К. ЛАРИНА: Алло, здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬ: Алло, добрый день, уважаемые дамы. Меня зовут Артем. Я бы хотел признаться в любви к Маргарите Борисовне. И поздравить ее с Рождеством прежде всего.
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо.
СЛУШАТЕЛЬ: Для меня Маргарита Борисовна – эталон женщины. Простите, Если это личное. И вопрос мой в том, что, конечно, Маргарита Борисовна – это актриса Андрея Арсеньевича.
М. ТЕРЕХОВА: Правда.
СЛУШАТЕЛЬ: И очень много говорила на эту тему. Но, может быть, что-то особенное есть, что можно сказать в эфире про совместную работу? И еще раз всего самого наилучшего.
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо. Я скажу, конечно. Я не могу не сказать. Самое удивительное, что Андрей Арсеньевич после репетиций "Гамлета"… его всегда сопровождали, и он говорил: "Уйдите все, мне надо с Ритой поговорить". И мы нашли место, где посидеть. Дом литераторов почему-то был закрыт, и мы сидели в кафе-мороженом на улице Горького. И вот мы сидим с этим морожены ледяным… Недаром, неслучайно! Потому что я, конечно, не ценила. Я купалась в его гениальности. Даже немножко слишком расслабилась. А он мне говорит: "Рита, ты думаешь, я не понимаю, что не только ты меня нашла, но и я тебя нашел? Ты должна быть где-то поближе. И я начала шутить: вот, наверное, это как Ирма говорила, что через 10 лет после того, как расстались, он пришел и говорит: "а вот здесь мы люстру повесим"… Безграмотно начала шутить и некстати. Потому что надо ценить, и Андрей Арсеньевич редко так говорил со мной. Он был как детеныш – вот как быт его был. И он себе не представлял, как это я могу быть поближе. Это было очевидно. Но он на меня смотрел так: "Ну не будь ты дурой, ну понимай!" Тем не менее у него так было сосчитано все, его так Враг рода человеческого доставал, лично его. Это все на наших глазах было. Такого я не видела никогда, и надеюсь, больше никогда не увижу – как его уничтожали все. Потом даже коллеги признались, за редким исключением, что тоже им не нравится "Зеркало", но они ради его судьбы такой страшной… У меня такое сохранилось ощущение, что то, что я играла маму – напоминаю про мистическое отношение – и то, что он меня выбрал – это чудо. Конечно, это так и осталось точкой отсчета для всего. А сам он был насмешливый, красивый. Действительно любящий шутить. Отпустил в Америку во время репетиций, привезла я ему виски. Он прижал к груди эту бутылку. И представьте, на каком-то юбилее, чудовищный юбилеи все время в Доме кино… Ну как назло! Ну про него-то уж можно было! Чудовищно рассказывал Абдулов, как будто он пьяница. А это было один раз в жизни, когад ему прямо на репетицию. И бедный Андрей Арсеньевич, который изысканное все очень любил, тогда репетировал недолго с этим виски. Это изумительнейшее существо. Я боюсь, что такого больше и быть не может даже.
К. ЛАРИНА: И не надо.
М. ТЕРЕХОВА: Такого не может быть по величине, по тому, что он в лекциях по кинорежиссуре оставил. И то, что он оставил в своем творчестве. Вы посмотрите – всякая картина совершенно новую тему открывает. Такого практически не бывает.
В. РАММ: Совсем недавно открыла заново "Солярис".
М. ТЕРЕХОВА: А это ведь еще до Чернобыля!
К. ЛАРИНА: Давайте еще звонок, пожалуйста, 203-19-22. Алло, здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Здравствуйте. Меня зовут Тамара Анатольевна. Я, во-первых, всех вас поздравляю с Новым Годом и желаю вам всего наилучшего.
М. ТЕРЕХОВА: Мы в другую эру переходим даже, да.
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я хочу сказать, что я ваша поклонница еще со времен "Клеопатры" в театре.
М. ТЕРЕХОВА: Ничего себе память!
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Интереснее фильма, нежели "Зеркало", я не видела. Я помню, сидела как-то неудобно, и только когда кончился просмотр, я поняла, что что-то мне неудобно – настолько замерев я сидела. Вот вопрос, если можно. Вы играли с одним из любимых актеров Тарковского, с Александром Кайдановским. Про него говорят всякое – трудный, и все. Как он вам показался, как партнер? Потому что ваш с ним фильм один из моих любимых.
К. ЛАРИНА: Это "Кто поедет в Трускавец?"
М. ТЕРЕХОВА: Да.
К. ЛАРИНА: Только почему-то вы там не своим голосом говорите.
М. ТЕРЕХОВА: Да, меня не спрашивали. Он мне показался, как партнер, настолько, что я поставила условием его участие. Это был конец 70-х, самые глухие годы. Его даже на негодяев не утверждали. У нас вообще была тенденция – если настоящий, сильный, похожий на мужчину человек, и очень одаренный – значит, нельзя вообще ничего снимать, даже в отрицательных ролях. Короче, я поставила условие. Огородникова, дай Бог ей здоровья, она всегда работала, она даже была талисманом Тарковского… Она тогда была в "Экране" решающей, она засмеялась: "Рит, да ты чего?". "Ничего, - говорю. - не буду сниматься и все!" Мы с ним даже повздорить сумели. Приехала беременная Симонова и стала присутствовать на всех репетициях. Я говорю: "Женька! Ты хоть на любовных сценах дай нам друг на друга посмотреть!" А она: "Мне интересно!" А пузо такое большое, что не поспоришь… Но не в этом дело. Это, наоборот, хорошо было. Я сама была такая отстраненная, я была так занята. Я дала 17 дней, и на этом все кончилось. А они взяли и озвучили без моего ведома. И это чудовищное преступление. А сам Александр, которого так оценила заграница под конец его жизни, который так замечательно снялся. Мало кто русские снимаются там в настоящих ролях. У венгерки. Простит она меня, но я не помню ее имени. Она на него ставку делала. Это изумительное существо, из феноменов наших. К сожалению, внезапно ушедший. У него была очень тяжелая жизнь с этими гонениями. Мы входили все в число любимых Тарковским, но странных. Мне сам Андрей сказал перед своим отъездом за границу. Я не знала, что я больше никогда его не увижу и не услышу. Он мне позвонил: "Рита, я спросил, почему тебя не выпускают за границу. Знаешь, что они сказали мне? Нечего ей ездить, странная она какая-то". И все. И сам даже не засмеялся. Я начала, конечно, смеяться, как всегда. Вот это мы были странные. И Солоницын тоже…
К. ЛАРИНА: Можно мне задать вопрос? Уж коли мы все вертимся вокруг Андрея Тарковского, и никуда от этого не деться. Мне очень интересно, что было сделано на сцене "Ленкома". Спектакль "Гамлет", который просуществовал какие-то считанные…
М. ТЕРЕХОВА: Захаров… он не обидится на меня, он человек смешливый, он захохочет. Он ничего не понимал – почему растет успех. А через год сам Андрей снял спектакль. А я сыграла Офелию в Ереване. Любимом и обожаемом мною городе, у меня первый фильм был с армянами.
К. ЛАРИНА: А здесь вы играли Гертруду?
М. ТЕРЕХОВА: Но в Ереване я сыграла Офелию вместо Чуриковой. Никто не знал, что она была беременна, она не прилетела. Призрак ко мне вывалился и говорит: "как ты запомнила все замечания Андрея, как ты смогла вообще?" Я была в полубессознательном состоянии, но я как Гертруда присутствовала, значит у меня в подсознании откладывалось, что говорил Андрей.
К. ЛАРИНА: Хороший спектакль?
М. ТЕРЕХОВА: По-моему, был очень хороший, судя по зрителям.
В. РАММ: Хороший, я видела.
М. ТЕРЕХОВА: Я со стороны не видела. Но он все рос. Он как живой организм. Мы так испугались, когда он сказал, что премьера через 2 недели! Ему самое страшное было, если б что-то было забито!
К. ЛАРИНА: Это была единственная его работа на сцене?
М. ТЕРЕХОВА: Он хотел что-то еще сделать, но, как всегда, его не поняли.
В. РАММ: Ревновали к успеху, наверное.
М. ТЕРЕХОВА: Это уже не наше дело, это они скажут. Он вообще не понял почему растет успех. Это было совершенно не в его стиле. Но он сам пригласил Андрея.
К. ЛАРИНА: Он потом, кстати, так же пригласил Панфилова. Все равно ему не давало покоя, все равно кинорежиссера позвал.
М. ТЕРЕХОВА: Это я даже не смотрела
К. ЛАРИНА: Ты хотела спросить.
В. РАММ: Я хотела спросить – когда вы первый раз вошли на съемочную площадку, "Здравствуй, это я", вы, наверное, не подозревали что будете в конце концов сами снимать кино? Или вы исподволь внутренне наблюдали за каждым режиссером, чтобы прийти в режиссуру?
М. ТЕРЕХОВА: Я не просто наблюдала. Я вмешивалась во все. С самого первого фильма. "Здравствуй, это я", но и до этого еще, дорогая. Студенткой я снималась во ВГИКе с удавами! Это тоже была феноменальная история. Удавы и детдомовские дети. Потому что никто бы своих детей не пустил к студентам. И даже до студии я умудрилась какую-то лаборантку где-то изображать и всегда вмешивалась в процесс. Из-за этого получила славу характера непростого, потому что всегда вмешивалась в процесс. Мало того: где со мной как-то считались – там оно все и получалось.
К. ЛАРИНА: Наш слушатель прислал имя венгерской режиссерши: Марта Мессарош.
М. ТЕРЕХОВА: Дай Бог ей здоровья. Надеюсь, у нее все нормально.
К. ЛАРИНА: Это известное имя.
М. ТЕРЕХОВА: Оно очень известное, я просто не знала его.
К. ЛАРИНА: Еще звонок.
М. ТЕРЕХОВА: Да, давайте!
К. ЛАРИНА: Здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Здравствуйте. Меня зовут Елена. Дорогая Маргарита Борисовна!
М. ТЕРЕХОВА: Да, дорогая Елена.
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я ваша давняя и страстная поклонница.
М. ТЕРЕХОВА: Не пугай меня.
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я видела все ваши фильмы. К сожалению, в театре я меньше работ ваших видела.
М. ТЕРЕХОВА: Что ты хочешь нас спросить, дорогая?
СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я хотела, во-первых, вас поздравить с Новым годом и Рождеством и пожелать вам самого лучшего и светлого в Новом году. Вопрос у меня такой: под каким девизом вы хотели бы прожить новый год?
М. ТЕРЕХОВА: Чтобы все получилось с Божьей помощью, чтобы все, что мы задумали – не я одна, а мы задумали, я об это молюсь. Чтобы все получилось с Божьей помощью именно так, как следует, как бы Антон этого хотел.
К. ЛАРИНА: Тогда давайте, раз уж у нас заканчивается предновогодними тостами, пожалуйста, ваши пожелания.
М. ТЕРЕХОВА: Желаю всем держаться и помнить, что ничего случайного нету. И что страна столько пережила, столько, что надо хотя бы, чтоб у нас организовали жизнь. Не конкретного каждого, упаси Бог, как пытались организовывать раньше. А чтобы государство наше не разрушилось, чтобы действительно не платили гроши за рождаемого ребенка, чтобы стало возможно рожать и более-менее успокоиться всем и не озверевать. У нас гигантская страна, у нас природа еще сохраненная. Давайте все вместе сохранять и давайте не злиться, давайте все любить друг дружку.
К. ЛАРИНА: На этом мы вынуждены завершать наш такой сумбурный, но, мне кажется, очень яркий эфир.
М. ТЕРЕХОВА: Нет, абсолютно не сумбурный. Я не согласна.
В. РАММ: Я думаю, это первый разговор о "Чайке". Там очень интересная съемочная группа. Мы еще столько о "Чайке" не поговорили! И о трактовках "Чайки"… Я думаю, что Маргарита Борисовна даст согласие прийти к нам еще раз.
К. ЛАРИНА: На сцене-то вы появляетесь?
М. ТЕРЕХОВА: Да, естественно. Я играла день назад "Милого друга", тоже очень нравится.
К. ЛАРИНА: Я так люблю! Там Домогаров с вами замечательный
М. ТЕРЕХОВА: Ах, Домогаров!
К. ЛАРИНА: Мы фанатки Домогарова.
В. РАММ: Сольемтесь в экстазе!
М. ТЕРЕХОВА: Нет, Домогаров молодец, он умница. Дай Бог ему тоже здоровья.
К. ЛАРИНА: Спасибо, и дай Бог вам всего, чего вы сами себе пожелаете. И чтоб действительно состоялась самая главная премьера на ближайшее будущее – это ваша "Чайка".
М. ТЕРЕХОВА: Спасибо
28 декабря 2003 года
@темы: Пресса
